Мэгги встала и распахнула окно.

Джеральд приехал, как и обещал, в два, веселый и даже счастливый.

– Я сейчас летел домой и думал, – стоя в дверном проеме, сказал он, – что еще никогда не хотел так быстро вернуться! А все потому, что здесь ты! Я думал: войду в залитую светом гостиную и увижу тебя, твои волосы в солнечных лучах будут невесомо-нежными белыми и золотистыми лучиками. Ангел мой, как я люблю тебя!»

Мэгги действительно стояла у окна и ее волосы, рассыпались по плечам. При первых его словах она обернулась и улыбнулась ему. Джеральд не спешил подходить – любовался ей. А потом вдруг сорвался с места и обнял.

– Здравствуй, любимая!

– Здравствуй.

Хорошо, что он держал ее в объятиях и не видел лица, потому что, «любимый», так и не смогла она произнести.

– И зачем я сегодня уходил? Целый день, не видя тебя. Не хочу больше никуда уезжать, только быть с тобой.

«Как жаль, – подумала она, – как жаль, что ты так влюблен». Мэгги не могла простить себе, что обманывает его, а он ведь любит. Она считала себя виноватой, бесконечно обязанной ему за любовь. Когда кто-то делал ей даже маленькое, неприметное добро, она была безумно благодарна и отдала бы полмира взамен. Ей было не по себе, озноб охватывал тело, было стыдно за свою безответность на его чувство, и Мэгги старалась, как могла не сделать ему больно, и в каждом слове, взгляде, движении, жесте просила прощения, но любить не могла.

Сидя за столом, она поднимала на него взгляд и вновь опускала, дольше пяти секунд не выдерживая смотреть на него. А Джеральд был, насколько мог себе позволить, безрассуден и счастлив.

– Я забыл тебя предупредить, сегодня приедут Майкл О'Генри и Том.

– Знаю, горничная сказала утром. А что у тебя с ним какие-то дела? – беспечно спросила Мэгги, а сердце замерло.

– Майкл хотел бы набраться опыта в моей фирме, он юрист. Ты знаешь, он был лучшим учеником на курсе, наверное, день и ночь не спал, только учился, я бы так не смог.

– Боже мой, а я думала, мой муж самый умный юрист в Англии! – улыбнулась она.

– Так и есть. Просто я не фанатик и помимо учебы еще и жил.

– Значит он фанатик?

– Я говорю в общем. Майкл, насколько я понял весьма интересный человек. У него кипучая, бешеная потребность действия, мне кажется это фанатизм. А с другой стороны, он совсем не скучен, раз они дружили с Томом с детства.

– Да, кажется, Том говорил, они давно дружит.

– Я был на последнем курсе, когда поступил Майкл и Том так преобразился. У них год разницы, но мне всегда казалось, что Майкл старше, он на него хорошо влиял. Вот только я не могу понять одного. Позволь спросить, милая. Ты знала Майкла в детстве?

– Нет.

– А почему? – почти смеясь, спросил Джеральд.

– Как почему? Какой-то странный вопрос, не знала и все, ты же не знал в детстве всех детей в высшем свете, да и меня, – улыбаясь, сказала она.

– Нет, понятно, наши родители никогда не дружили. Но почему твой самый близкий друг, с которым вы выросли, ни разу не нашел случая познакомить вас. Такое ощущение, что вы жили в разных мирах.

Мэгги почувствовала, что наткнулась в темноте на стену, даже в глазах потемнело. Какой правильный, совершенно естественный вопрос. Правда, почему? И вся жизнь, вся жизнь могла бы быть совсем другой. Но почему?! Если бы раньше я знала его, знала, что он есть на свете, реальный и живой, а не только в моих мечтах и снах, я бы не ошиблась так. Что это, опять насмешка судьбы, сколько можно смеяться надо мной?!

Она молчала несколько минут, и Джеральд весело рассмеялся, видя в какой ступор ее ввели его слова.

– Мэгги, перестань, я пошутил. Просто подумал, задавалась ли ты когда-нибудь таким простым вопросом.