После последнего раза я плачу. Он был почему-то более проникновенным, словно мы понимали, что наше время заканчивается.

В одиннадцатом часу Джо готов уходить. Никто из нас не хочет сталкиваться с моими родителями – мы и так каждый день со стуком падаем с небес на землю, а сегодня вечером этого совсем не хочется. Он был слишком особенным.

– Я провожу тебя до калитки, – говорю я, открывая входную дверь.

Он выходит на улицу и замирает.

– Что такое? – спрашиваю я.

Он напряженно вглядывается в темноту.

– Что? – тревожусь я и хочу выглянуть за дверь, но он останавливает меня рукой.

– Дайсон! – тихо зовет он в темноту.

Пес появляется из-за угла, и Джо заметно расслабляется.

– Что такое? – снова спрашиваю я.

– Ничего. Мне показалось, тут запах дыма.

– Дыма?

– Сигаретного дыма.

Я недоуменно на него смотрю.

– Райан, – просто поясняет он.

Теперь моя очередь напрягаться.

– Зайди обратно в дом.

– Нет-нет, все в порядке. Наверное, просто кто-то гуляет с собакой. Дайсон вроде спокоен.

Это правда. Дайсон плюхается к ногам Джо.

– Ты уверен? – Мне по-прежнему неспокойно.

– Абсолютно. Я зайду утром, часов в десять.

Я киваю:

– Хорошо.

– Я лучше пойду, пока не приехал твой папа и не догадался, что я трахался с его дочкой.

Я шлепаю его по руке.

– Люблю тебя. – Он быстро целует меня.

– И я тебя.

Он уходит.

На следующее утро, в половине десятого, я занимаю привычное место на скамейке. Я взяла с собой книгу из списка – на этот раз я пытаюсь одолеть «Царя Эдипа» Софокла – но, видимо, опять буду сидеть и тупо пялиться на слова, не понимая их смысла. Когда я вспоминаю, что через несколько недель начнется учеба, то начинаю волноваться. Подготовка идет из рук вон плохо, а я предпочитаю быть подготовленной. Но греческие трагедии не слишком сочетаются с Джо.

В десять минут одиннадцатого Джо по-прежнему нет. Я убеждаю себя, что он просто проспал, но с того единственного раза он всегда был очень пунктуален. В десять сорок пять я волнуюсь всерьез. На улицу выходит папа.

– Джо еще нет? – спрашивает он.

– Нет.

– Наверное, опять проспал, – невозмутимо предполагает он, но легче мне не становится. – Он уже большой мальчик и сам может о себе позаботиться.

Я решительно встаю:

– Можно я возьму мамину машину и поеду проверю, все ли с ним в порядке?

Он вздыхает, наконец восприняв меня всерьез.

– Я отвезу тебя, – решает он. – Не хочу, чтобы ты ехала туда одна.

– Спасибо, папа. – Но особого облегчения я пока не испытываю.

Из окна машины Джо не видно. Папа паркуется и идет со мной, одну меня отпускать он боится. Я оглядываю здание паба и чуть не падаю от облегчения, когда вижу привязанного Дайсона.

– Дайсон! – кричу я.

Он поднимается и начинает лаять на меня как безумный.

– Тсс! – шиплю я и бросаюсь к нему, чтобы он не привлекал внимания родителей Джо. От счастья он как безумный лижет мое лицо и руки. – Где Джо? – спрашиваю я у него. Пес снова начинает лаять, страх и беспокойство возвращаются.

– Пойду посмотрю внутри, – говорит папа.

Я снова поворачиваюсь к Дайсону:

– Он спит?

Вместо ответа Дайсон облизывает мое лицо своим огромным слюнявым языком.

– Ой! – Я добродушно отталкиваю его прочь.

– Привет, красотка.

По коже сразу пробегают мурашки. Медленно оборачиваюсь и вижу, как я предполагаю, Райана, прислонившегося к задней двери паба. Он выше, чем Джо, и крупнее, гораздо крупнее. Руки покрыты татуировками, а светлые волосы подстрижены под машинку. На челюсти красуется щетина, почти борода. На нем белая майка, вроде той, что была на отце Джо в тот вечер, когда мы пришли сюда первый раз.

Я встаю. Дайсон прижимается к земле и рычит.