Пока я жизнерадостно щебетала по телефону, топя в позитиве очередного недовольного политикой журнала и нашего шефа, Лил приходила в себя после потрясений этого утра, нервно стуча на компьютере и быстрыми глотками хлебая кофе из здоровенной пол-литровой кружки, которая не имела ничего общего ни с имиджем журнала, ни с имиджем самой Лил. Да бедняжку совсем замучили в мое отсутствие. Слухи о том, что у нас в редакции произошло убийство, все же просочились наружу, но другого варианта тут и не могло быть, все же женщины – это женщины, не могли не поделиться со знакомыми. Приходилось созваниваться, опровергать, доказывать, угрожать… И не факт, что во всех случаях это сработало. Все же ассистент – фигура маленькая, незначительная до полного самоуничижения, так что со многими товарищами приходится иметь дело исключительно через нашу юридическую службу. Там сидели холеные дамы в районе тридцати, которые высокими тонкими шпильками заколачивали в гробы тех, кто покусился на благополучие «Фейри стайл».

– Так с самого утра, – вымученно пояснила Лиллен, включая динамики своего компьютера. По приемной растеклись томные мужские голоса, которые выводили рулады на иностранном языке, ну, разумеется, о любви. Конкретно эту песню я терпеть не могла. Перед записью у группы был затянувшийся тур по стране, который смертельно вымотал участников, а Такео так и вовсе едва голос не сорвал. Потом с месяц не вылезал из больниц и писал мне депрессивные письма об отсутствии смысла жизни. На которые я даже регулярно и оперативно отвечала, боясь, как бы он действительно не сотворил какой глупости. А сама подумывала, как вырваться в Ямато, если понадобится. Я не могла оставить свое самое дорогое несчастье наедине с бедой… Жить вне сцены Ватанабэ не мог, да и не хотел, там он словно сиял… И именно в этой композиции я особенно четко различала, что в его голосе, обычно ясном и глубоком, слышится какая-то легкая хрипотца и надрыв.

А фанатки вопили, насколько это сексуально…

Заметив кислое выражение на моем лице, Лиллен тоже скривилась.

– Ну да, я знаю, что ты не выносишь всей это сладкоголосой заграничной попсы, – недовольно прокомментировала она, поджимая губы. – Могла бы, между прочим, и не изображать тут общественное порицание.

Оставалось только пожать плечами и молча заняться своими делами. Так удобно, когда все, что ты делаешь, трактуют по-своему. Это избавляет от множества неудобных вопросов.

– И вообще, я через два дня иду на их концерт, – с вызовом заявили мне, как будто мы продолжали эту беседу. – Посмотрю на то, как шесть привлекательных парней поют и танцуют на сцене! И обязательно возьму автограф! А может, даже… понравлюсь кому-то.

Фыркнула я на этот раз довольно выразительно и громко, чтобы Адамс уж наверняка услышала. Нет, Лиллен, бесспорно, очень красива, тут не поспоришь, к тому же в Ямато светлокожие высокие иностранки с иным разрезом глаз были сейчас, если так можно выразиться, в моде. Но на такой тип женщин покушались обычно либо состоятельные мужчины за сорок, которые желали получить красивую куклу в дом, либо легкомысленные гуляки, планирующие провести пару-тройку приятных ночей с очередной девушкой и пойти дальше. Жениться в Ямато предпочитали в большинстве случаев на своих, причем частенько вторую половину выбирали родители едва ли не в то время, когда будущие супруги ходили в детский сад. Внебрачные же связи, особенно если дело касалось людей знаменитых, общественностью порицались. А это в Ямато было чревато куда большим количеством неприятностей, чем в нашем прогрессивном Айнваре. Вплоть до краха карьеры. К тому же у всех участников группы, кроме Ватанабэ, уже были официальные девушки.