– Товарищ Сталин, вам юзограмма* из Центробалта…

Примечание авторов: *юзограмма – так в то время назывались телеграммы, передаваемые с помощью электромеханического буквопечатающего телеграфного аппарата системы Юза, клавиатура которого напоминала клавиши аккордеона.

12 октября (29 сентября) 1917 года, 04:00. Балтика. Северо-восточный берег острова Эзель. Горло залива Тагалахт

Погода в эту ночь была туманная: наблюдателям, стоявшим с биноклями на вышках, не видно было ни зги. Волнение моря не превышало двух баллов. С неба сыпалась морось, слабый западный ветер насквозь пронизывал тонкие шинели русских моряков.

Под утро уставшие и озябшие наблюдатели заметили в предрассветном тумане серые призрачные силуэты неизвестных кораблей, медленно крадущихся к бухте Тагалахт. Впереди шли тральщики и миноносцы, а сзади, едва видные на фоне темно-серого неба, маячили линейные корабли и крейсера.

Четыре шестидюймовых орудия батареи № 45 изначально предназначались для отражения высадки вражеского десанта в наиболее удобном для этого месте на Эзеле, а именно в бухте Тагалахт. Однако орудия были вынесены на наружные мысы, и в случае нападения они первыми подвергались огню корабельной артиллерии. Если против эсминцев, и даже крейсеров, шестидюймовки и смогли бы устоять, то против «чемоданов» германских дредноутов они были бессильны. По существу, артиллеристы на батарее были смертниками. И желания погибнуть за какое-то там Временное правительство и лично за Сашку Керенского моряки не испытывали.

Получив сигнал с наблюдательных постов, командир батареи № 45 приказал сыграть тревогу. Артиллеристы обреченно направились к орудиям, рассчитывая при первых же выстрелах вражеских линкоров бросить все и спрятаться в бетонированных блиндажах.

Но тут произошло то, чего никто не ожидал. Один из вражеских крейсеров вдруг со страшным грохотом взорвался. Никто не увидит атакующий на скорости 2,8 маха «Москит»: весь процесс занимает доли секунды, не успевая отобразиться на сетчатке человеческого глаза. И этот «Москит» решил взорваться как раз в носовом бомбовом погребе крейсера. Ослепительная вспышка осветила морскую гладь, буквально забитую вражескими кораблями. Не успели моряки очухаться, как в море прогремело еще несколько взрывов, причем два из них, наиболее мощные, случились на крупном линкоре или линейном крейсере (на глаз не отличишь), который с сильным креном быстро пошел ко дну. Еще один немецкий корабль пылал как факел, два других крейсера, накренившись, едва держались на плаву…

Артиллеристы батареи № 45, уже приготовившиеся к открытию огня по противнику, застыли с открытыми от изумления ртами. После серии взрывов наступила тишина. Текли томительные минуты. Медленно приходящие в себя моряки-балтийцы судорожно пытались понять, что происходит, кто и каким оружием уничтожило германские корабли. Было непохоже, что противника накрыли залпы наконец-то вышедших из Гельсингфорса линкоров. К тому же даже их двенадцатидюймовые снаряды были не способны отправить на дно крейсер одним попаданием.

А через пару минут тишину нарушил гул с небес. Стаей злобных шершней подходили невидимые в темноте другие участники сражения. Балтийские моряки на берегу не знали, что эти ракеты, в отличие от «Москитов» и «Вулканов», не умеют распределять между собой цели, поэтому время их пуска было растянуто по времени, а боевые курсы были рассчитаны так, чтобы зоны захвата их радиолокационных ГСН не пересекались.

Результат превзошел все ожидания. На крупных судах германского транспортного флота загремели взрывы. Набитые десантниками транспорты взрывались, горели, тонули. Перевернулся и затонул самый крупный в германском флоте пароход водоизмещением 11 тысяч тонн, на борту которого был целый пехотный полк. С мостика полузатонувшего линейного крейсера «Мольтке» немецкое командование операцией «Альбион» с ужасом наблюдало за происходящим.