Захотелось ей сейчас взбунтовать, да помешала бдительность и грубые слова, сказанные не своим голосом. Для вора этих слов оказалось достаточно, чтобы он обиделся. Он, как будто, за эти несколько минут, пока они ехали в объятиях странной ночи, успел забыть, что он есть вор. Успел. Забыл. И размечтался… Светлана ткнула его носом. И он обиделся. И вышел на ближайшей остановке, не сказав ни слова своим чарующим голосом, который заставил Свету забыть на время, что он есть вор.
Он вышел, и стало всё ни так. Всё стало обыденно и серо. Приглушенный, таинственный свет неярких ламп уже казался тусклым и унылым. И ночь не поглащала рельсы как красивое сказочное чудовище. И страшно стало уже по-настоящему оттого, что никто не встречает такую красивую девушку. И грустно оттого, что не встречает и не провожает. И не к кому прижаться холодным плечом. И не с кем нарушить устои лживой ханжеской семьи…
Светлане вдруг стало очень одиноко. Она почувствовала свое одиночество особенно остро после ухода вора. Нет, она не хотела продолжать знакомство с криминальным элементом. Ей просто на минутку стало уютно и тепло под защитой его плеча. Она почувствовала его защиту, интуитивно, почти сразу, как только он перестал быть для нее вором. От Миши, который казался ей очень правильным и надежным, никогда не исходило такой надежности. «Как странно, – подумала Светлана, – один вор, другой насильник и душегуб… И всех их тянет ко мне. Может во мне что-то ни так? Может я тоже скрытый насильник и душегуб? Нет, первое однозначно исключается». Второе Светлане не виделось даже в страшном-страшном сне. А между тем, сон мог и не сбыться, если бы Светлана чуть позже прислушалась к сердцу, а не к словам коллег и сумела правильно расшифровать предсказания гадалки. Но это будет после, а сейчас…
По рельсам устало ехал полусонный трамвай, а за трамваем упрямо ехало такси. Оно спешило за убегающим трамваем несбывшихся порочных желаний. Оно настойчиво преследовало кого-то в этом убегающем трамвае. Такси догоняло кого-то.
Светлана не видела того, кто догонял. Она видела только огонек сигареты, горящей как маячок. Она только догадывалась, что это может быть он. «Как странно, – опять подумала она. – Он догоняет. Зачем?» И необычная воровская и романтическая ночь ей тихо подсказала. Подсказка разволновала. Подсказка прогнала вялое полудремотное состояние и нагнала чего-то неприличного. Подсказка ее немного разозлила. У нее с вором ничего не может быть. Это противоестественно. Это против ее принципов. Этого не может быть, потому что просто не может быть!
А такси догоняло. Красный маячок сигареты все ближе. И Света волнуется все сильнее, оттого, что это, безусловно, и противоестественно и против принципов, и не может быть по определению, но он сейчас ее догонит… Зачем? Чтобы нарушить все ее принципы? А потом? «Уж лучше бы я дала ему украсть свой кошелек, чем он сейчас, похоже, украдет мой покой и мои принципы», – запоздало пожалела Светлана о том, что не откупилась сразу деньгами. И почему-то не испытывала она отвращения, что понравилась вору, который несколько минут назад хотел лишить ее зарплаты, которая задаром не дается. А он, такой сякой, низкий и ничтожный, намеревался потратить ее, с трудом заработанные деньги, на себя белоручку. Или, что еще обидней – на свою фартовую подругу. Ведь это подло и очень некрасиво.
Однако же она почти забыла этот досадный эпизод с чужой рукой в ее кармане. Все как будто только начиналось с этого момента: темная ночь – неправильная, провоцирующая. В ночи – такси, и этот красный огонек, который не пропадает из вида, который притягивает ее оголодавший взгляд.