Меня очень озадачило, когда Джулия позвала к себе Наилю, однажды зашедшую к нам с братьями. О чем они говорили битый час, никто не узнал. Жена попросила даже удивленную Гаянку оставить их наедине. Саламова вышла от нее с распухшими и заплаканными глазами, за что мы ее поругали. Не ответив, она птицей пролетела по ступенькам и юркнула в машину. Павел отвез ее домой. Позже Романов мне сказал, что она всю дорогу ревела, так и не ответив, в чем дело.

Впрочем, мы были в таком ступоре, что скоро забыли об этом довольно странном случае. Джулия никогда не была близка с Наилей, наоборот, казалось, относилась к ней настороженно. Да и общались-то они всего пару раз…

Арам заехал лишь однажды ранним утром. Было холодно и мы вошли в дом. Некоторое время молча сидели за столом, пили чай. Он даже не спросил про состояние жены. Мы это “обсудили” глазами.

Я рассказал про разговор с Мансуровым. О своих опасениях. Немного подумав, он согласился, что мне грозит опасность. Он не сказал нам – я понял, что и у него чемоданное настроение на тот свет. Казалось, хуже Арам никогда не выглядел.

– Хочешь, завалю его. Мне уже все равно… – он безразлично предложил.

Я покачал головой:

– Это осложнит ситуацию. Есть фактор Корейца.

– Ну, как знаешь…

– Ты разобрался с домом?

Он кивнул:

– Я там с Марго. Мы зарегистрировались. После моей смерти она унаследует мое состояние. Я кое-что накопил за время своей, в общем-то, не то волчьей, не то собачьей жизни, – он печально улыбнулся. – Знаешь, я благодарен Богу за Марго. И тебе за то, что подарил нам этот чудный уголок. Хоть в конце жизни я познал, что такое настоящее счастье. Жаль, оно продлится недолго.

– Арам, там трупы!

– Живых надо бояться… – он привычно махнул.

Уходя, оставил маленькую спортивную сумку, с которой зашел…

– Это была ваша доля с продажи камушек? – быстро сообразила Аталай, хотя соображать-то особо нечего было. На нее привычно зацокали.

Длинный кивнул…

– Я проводил Арама до машины. Перед тем как уехать, он опустил стекло и некоторое время молча смотрел на меня. Я навсегда запомнил этот его взгляд поверх черных очков – отрешенный, полный тоски и печали…

– Он с вами прощался… – опять заревела Аталай. – Господи, как все грустно! Почему ты не хочешь дарить людям счастье? – обратилась она к высшей инстанции уже более деликатно. – Встретились две несчастные, потерянные души, обрели наконец счастье, а ты их сразу обрекаешь…

– Бог не любит счастливых… – скривил губы Длинный. – Счастливые, выходит, в нем не нуждаются. А может, он и не такой всесильный. Или жестокий, или невсесильный…

Из родственников не навестил Джулию только Спартак. Люди шептались, что у того крыша съехала. Он почти не выходил из дома, редко брился и оброс седыми волосами. Приходила лишь его жена – дородная дама, одетая во все черное. Впрочем, и она долго не засиживалась. Больше молчала. Нехотя отвечала на вопросы и почти всегда уходила, не прощаясь. Просто вставала и уходила.

Однажды Мансуров принес мне весточку. Старший Манучаров хотел меня видеть.

Я никогда не был у него дома. И сейчас он вряд ли пригласил бы, если жизнь текла прежним руслом. Я был для него прежде всего азербайджанцем, а после родственником, и к большому его сожалению. Да и к моему тоже. Он был одним из зачинщиков карабахской драмы, которая искорежила жизнь сотни тысяч людям, в том числе и мне. Я знал, что Спартак тогда сильно воспрепятствовал нашему с Джулией браку. Лишь четкая позиция младшего Манучарова заставила его отступить. Братья, несмотря на некоторые основательные различия в мировоззрениях, уважали и любили друг друга.