– Взрослеешь, – сказала тетка. И ко мне кружку подвинула.

Хлеб был самопечным, а я и не заметила, чтоб она опару ставила. Стало быть, не тут… к дядьке Святу ходила? Верно, вон, лежит на столе, свернулась тонкими кольцами вяленая колбаса. И пахнет чесноком, травами, мясом.

Я же хлеб грызу.

– Ксюха сказала, что вода позвать может. Как бы… не вышло чего, – я подбирала крошечки. Хлеб у тетки получался знатным, с тонкою хрустящей корочкой, с нежною мякотью, в которую проваливались крошки соли. И есть было до того вкусно, что не хотелось ничего, кроме хлеба.

Правда, на столе появились миски со щами, и я передумала.

Хлеб со щами вкуснее будет.

– Сама к нему схожу, – сказала тетка, Васятку поманивши. Тот из-под тулупа выбирался осторожно, явно памятуя, что рука у матушки тяжелая.

– Дядьку Свята возьми…

Она покачала головой.

– Ушел он. Полнолуние скоро, повел молодняк на дальнюю заимку.

Я кивнула.

А и вправду до полнолуния всего ничего. То-то сегодня никого из стаи в Лопушках не видно было. Оно-то, конечно, оборотни давно уж приноровились жить подле людей, но все одно луна кровь будит.

Вот и колобродят.

– А вот Игорька, пожалуй, кликну…

– Это которого?

– Святов старшенький, или не помнишь? – тетка поглядела искоса, этак, с насмешечкою. А я почувствовала, как полыхнули щеки.

– А… а он тут?

– Приехал неделю тому.

– А… а…

Васятка подленько захихикал, и я пнула его под столом. Он пнул в ответ и едва локтем не смахнул миску, за что и заработал затрещину.

– Она первая начала! – возопил Васятка от этакой несправедливости.

– Она уже большая, таких поздно воспитывать, – ответила тетка. – И не трясись. Игорек уже вырос, подуспокоился. Ума набрался опять же.

Я кивнула, но как-то… не слишком уверенно.

Надо же…

Игорек.

Вернулся. И носу не кажет. А вот прежний бы в первый же день объявился. Или… или нужна я ему теперь? Небось, он тоже… послужил, повидал… понял, что ведьмы в мире большом совсем даже не редкость редкостная. И хватает их, всяких, красивых, свободных.

Понимающих, что есть женское счастье.

Я поерзала.

– Ешьте, – велела тетка, поднимаясь. – Игорек хотел наведаться, вот и повод будет.

Я кивнула и вцепилась в хлеб, который разом потерял вкуса.

Можно подумать, раньше ему повод требовался.

Но… все изменилось.

Тетка покачала головой и велела:

– Закончите, сходите на опушку. Земляника поспела… и подружек своих кликни.

Кликнула.

И подружек. И дядьку Берендея, который отоспался, приуспокоился и сделался почти не отличим от обыкновенного человека. Он-то нас и отвел на поляну, коих знал множество. Там мы и провозились до вечера. А уж вечером…

– Ты… ты только погляди! – Линка ткнула мне в нос свой телефончик. – Нет, ты только погляди!

И Ксюхе тоже.

– Да как он… как он вообще!

Деревенские собаки отозвались на Линкино возмущение воем.

– Покажь, – Ксюха забрала телефон и повернула ко мне. – А что? Хорошо получилась…

Линка и вправду на снимке была хороша. Впрочем, как и обычно. Но… темные волосы рассыпались, в тонких чертах лица виделась какая-то нечеловеческая одухотворенность, взгляд, устремленный на некроманта, сиял.

И казалось, что в мире нет никого, кроме этих двоих.

Меня вновь кольнуло нехорошее чувство зависти. И еще обиды. На меня, как на Линку, никто-то не смотрел.

– …тайна исчезновения прекрасной Калины Мор раскрыта! – громко прочла заголовок Ксюха.

Линка запыхтела, что еж рассерженный.

– Кто тот герой, ради которого она оставила бизнесмена и олигарха Красноцветова?

– Прекрати! – Линка протянула руку, но Ксюха лишь головой помотала. – Так он бизнесмен или олигарх?

– Да сволочь он, – Линка плюхнулась на лавку. – И теперь точно меня найдет… что там еще этот гад пишет?