– Да что ты плетешь, черт тебя побрал! – не выдержав, заорал я. – Нормально объясни, еще не так поймут!

– Дело было так, – засуетившись, начал Арзуман, – извини, Ганмурат… – он виновато посмотрел на нахмурившегося Огуза…

– Однажды наша разведгруппа бродила далеко от наших позиций. Мы собирали информацию о высотках, в которых окопались хачики. Наша допотопная артиллерия и так называемая авиация должны были атаковать их. Но что-то не сработало. После мы узнали, что наш командир отравился паленой водкой и лежал с расстройством головы и кишечника. А мы, значит, ни туды и ни сюды. Провизия закончилась, и мы, голодные, ждали, когда армян с высоток выкурят…

Надо было раздобыть еду. Но как? На охоту не выйдешь, сами могли оказаться в роли дичи. За нашими позициями находились села. Но в то время существовал жесткий указ: живность наших крестьян не трогать! Могли посадить. А добровольно уступать родных кур и козочек во имя победы азербайджанского оружия они, мягко говоря, не очень желали. Соваться к армянам и подставлять свою задницу ради какого-то вражеского горластого петуха, сами понимаете, тоже мало кто хотел…

– Ну и лексикон! – не выдержал Прилизанный. – Хоть бы, дам уважали.

– Дам-дам, догоню и до дам, – противным фальцетом спел Бакинец.

– А мы привыкли, – махнула рукой Гюлечка, – на собраниях и банкетах еще не то услышишь…

– В общем, – продолжил Арзуман, – пока мы наблюдали за кузнечиками и букашками, жалея, что не китайцы, услыхали шелест веток. Смотрим, к нам приближается какой-то силуэт. Сначала подумали, что это гражданское лицо заблудилось. Больно грубо оно шевелилось для разведчика. Но потом насчитали у него вместо двух четыре ноги и с радостью поняли, что это ишак – четвероногий товарищ человечества. Пока бедолага мирно жевал траву и не подозревал о грозящем ему злом повороте судьбы, мы угрюмо пытались определить его национальность… То есть, я хотел сказать, определить, к которому извраждующих народов это несчастное создание принадлежит.

Вдруг наш бывший сельский учитель Джабраил прошептал:

– Братья, я думаю, ишак армянский.

– Откуда знаешь, – с надеждой спросил я у него. – Ты же, кажется, географ, а не антрополог?

– Видишь, у него нос большой, а глаза голодные. То щиплет траву, то ветки дерет. Слышите, как орет? Все ему мало. Наши ишаки же какие-то вялые, только пукают и хвостами мух гоняют. А этот прет и прет…

В следующий миг мы ринулись на несчастного с топорами и ножами, как истые внуки Чингачгука. Несчастный даже пикнуть не успел и дико таращился на нас испуганными “армянскими” глазами, наблюдая, как вражеские национальные элементы разделывают его же тушу…

Арзуман как-то неэтично заржал в тишине, но никто его не поддержал.

– Царство ему небесное, – смиренно вздохнул Бакинец, уставившись в потолок, – еще одна жертва войны. Говорят, мученики в рай попадают.

– Отвратительно! – фыркнул Оператор. – Какой-то жуткий каннибализм. Вас судить надо за издевательство над животными.

– Да, лучше эту сцену не предавать огласке, – задумчиво произнес Прилизанный. – Международная общественность может не понять наш национальный юмор… И вообще, причем тут этот несчастный ишак? Где продолжение рассказа этого горного товарища?

– Да действительно, продолжайте, Ганмуратбек, – обратился я к нему.

– С последней мысли, – ехидно вставил Бакинец и быстро юркнул за спину Длинного ветерана.

Ганмурат внимательно оглядел его.

– Ишак! Он хоть армянский, хоть азербайджанский, все равно шевелит ушами и виляет хвостом…

– Ради бога, хватит антропологию разводить, – взмолился Прилизанный. – Оставьте этого мученика-ишака в покое и переходите к вашему брату.