– Я-то полезу. Но, может, кто-то из них живой? Может, следует бросить внутрь гранату для страховки?

– Если кто был живой, уже застрелил бы Карапета, не надо портить товар. От взрыва даже наступательной гранаты может произойти детонация снарядов. Еще и спровоцируем турков на артобстрел… А ты такой же трус, как и все турки. Наверное, кто-то из них у вас, в Баку, к твоей бабушке или маме в гости ходил.

Взрыв хохота оглушил ночную тишину. Эта грубая шутка настолько понравилась хачикам, что они забыли элементарную осторожность. Я, кажется, услышал скрип зубов бакинского армянина.

– Отстаньте от меня! Не трогайте своими погаными языками моих женщин. Их нет в живых… Я такой же армянин, как вы. Тебе же неприятно будет, Самвел, если я вспомню твою маму или бабушку…

После короткой паузы послышалась звонкая затрещина.

– Молчи, ублюдок. Ваши женщины предпочитали ублажать турков и выходить за них замуж, когда наши, с молоком прививали нам боль за истребленных в Турции предков. Если тебе было так хорошо, что прибежал к нам?

– Если бы вы не начали эту бойню, сидел я в своем Баку и не видел бы твою мерзкую харю, Самвел. Во всяком случае там никто мою маму не трогал, – прошипел яростно бакинец.

Я не стал ожидать конца потасовки хачиков и резко захлопнул люк. Гулкий звон металла нарушил тишину и разбросал ее незваных гостей по кустам. Я быстро проверил и остальные люки. Минут через пять настороженно подал голос Карапет:

– Один точно сдох. Я видел дыру у него на лбу. Второй лежал под ним, наверно очнулся, пока мы тут ругались.

– Надо было, хотя бы пустить очередь по ним. Прав был Карен, – недовольно проворчал один из голосов. Так я узнал имя бакинского армянина.

– Заткнись ты, Робик, – огрызнулся Карапет, – у нас патроны калибра 5-45. Ты хотел, чтобы я изрешетил собственную голову?

– На одного вонючего ишака карабахского стало бы меньше, – заржал следующий армянин, имя которого пока не озвучилось. – И перестань пердеть у меня под носом, я задыхаюсь.

– Еще и чеснока нажрался… – видимо залыбился Робик.

– Заткнитесь вы все! – в бешенстве заорал Самвел. – Видно, он у них был главный. – Ясно, что этот турк один. Надо его оттуда выкурить.

После небольшой паузы я услышал легкий шелест. Армяне осторожно окружали танк.

– Эй ти, Мулла17, виходи оттуда, слищищь? – кто-то, кажется, Карапет, с грубым акцентом по-русски проговорил и рукояткой автомата застучал по машине.

– Ага, еще чего… Мне и здесь неплохо, – наконец решился подать голос и я. – Может, тебе еще ключи от квартиры подбросить, где деньги лежат?

– Какие денги? – кажется, Карапет совсем был тупой и не понял юмора. – Ара, он нам денги предлагает… – послышался его противный гогот. – Твои денги и так нащи будут, когда оттуда выползищь.

– Слушай, заткнулся бы ты, действительно воняешь, – огрызнулся на него Самвел. – Такие, как ты, позорят армянский народ. Ты хоть иногда телевизор смотришь?

– Что я сказал? – обиделся Карапет и перешел на армянский. – Сами говорите, я буду молчать.

– Ты что, до конца войны собираешься там сидеть? – видимо, не обращая внимания на Карапета, спросил у меня Самвел.

– Сколько надо, столько и просижу, мне торопиться некуда. Кушать есть, вода во фляге есть, оружие есть… Попробуйте, суньтесь сюда! Я из вас булочки с кишмишом сделаю.

Наступила тишина. Хачики что-то решали на армянском, уверенные, что я не понимаю. Наконец я различил голос Безымянного.

– Мы можем взорвать под танком все наши гранаты. Его точно оглушит. Тогда успеем открыть люк.

– У нас не осталось лимонок, все наступательные, и вряд ли гранаты его оглушат. А открыв люк, мы получим еще и очередь в лоб. И как ты вообще его собираешься открыть? – это огрызнулся товарищу Робик.