– Что такое… ох!!!
– Воры!!!
– Да какие воры, что тут красть? Тебя, что ли, бестолочь?!
– Сам ты бестолочь… эй, вы что, сбесились?
– Да выкиньте их на улицу!
– Ай!.. меня-то за что?!
– Ах ты праведник лопоухий!…
– Пожар! Горим!
– Силы небесные, что тут происходит?! – Со свечой в руке в комнату заглянул мэтр Арно.
Скупой свет выхватил из мрака замечательную картину – заспанные, лохматые школяры, жмущиеся к стенам или шарящие руками в поисках нарушителей покоя, и двое сцепившихся друзей. Они катались по полу, не обращая внимания на появление наставника, стараясь нанести друг другу по возможности больший урон. Мэтр Арно, не тратя понапрасну слов, прошел прямо к пыхтящему и сквернословящему клубку, взял друзей за шкирку и потащил вон из комнаты. Выставив их за дверь, он приказал:
– А ну-ка, уймитесь! Вояки… До утра простоите у меня под окном, а чуть свет – на исповедь к отцу Тома! Уж он вам покажет.
Через полчаса в доме все спали, кроме выставленных в отрезвляющую прохладу ночи и мэтра Арно, прислушивающегося к их шепоту.
– Да ты чего так взъелся, брат?! – Бернар уже отошел от упоения дракой, и голос его полнился обидой и удивлением.
– А то! Тебе что, девок мало? Ползамка уж осчастливил! И как только успеваешь! – Гильем не утешал и не извинялся, он совершенно искренне негодовал.
– А так и успеваю! – буркнул Бернар. – Тебе-то что! Завидно, что ли?..
– Так зачем брать подлостью, если то же самое тебе отдадут с радостью?!
– То же самое, понимал бы чего! – И Бернар ухмыльнулся. И тут же, прикоснувшись к кровоточащей губе, зашипел: – Как я петь теперь буду?
– Мой друг не мог измыслить такую мерзость. – Гильем шмыгнул разбитым носом.
– Ох, ну давай, умори меня проповедью! – Но в голосе Бернара уже явственно послышалось раскаяние, – грешен, каюсь! Mea culpa, mea maxima culpa! – И он ударил себя кулаком в грудь.
– Брось дурачиться! – Сердито ответил Гильем. – Ты меня очень напугал.
– Да ладно тебе, – неожиданно грустно сказал Бернар, – неужто ты думаешь, что я способен сотворить такое в действительности? Что я, живодер какой, что ли? Помиримся, брат? – И он протянул Гильему руку.
Жоглары пожали друг другу руки, а потом и обнялись. Какое-то время они стояли молча; первым подал голос Бернар.
– Слушай, Гильем, а ведь холодно…
– Да уж, ноги совсем застыли.
– А все ты…
– Что?!
– Да я шучу! А давай споем.
– Ага. И спляшем, а то я окоченел, что твой петух на леднике.
И замерзшие жоглары, подпрыгивая и потирая озябшие руки, не сговариваясь, запели рассветную песню:
– Да ты никак фальшивишь, брат Бернар? – стуча зубами, съехидничал Гильем.
– Сам ты фальшивишь и зубами не в такт стучишь! – не менее ядовито ответил Бернар.
– Вот я вас сейчас, греховодники! – Рявкнул, выглянув из окна мэтр Арно. – Мало вам!
Пение умолкло. Жоглары продолжали мерзнуть молча. Наконец, Бернар снова заговорил.
– Гильем, иди сюда, здесь трава, все теплее, чем на камне стоять.
Теперь они стояли совсем рядом, переминаясь с ноги на ногу; парок, вырывавшийся из их ртов, смешивался в одно белесое облачко. Было тихо, позади темной громадой высился замок.
– Мэтр Пегильян говорил, на весенние праздники звано много гостей, значит, и мы понадобимся, – мечтательно проговорил Гильем.
– Ага. Когда мэтры всех усыпят, нас как раз выпустят… – недовольно буркнул Бернар. – Чего тут сидеть, ни славы, ни заработка. Слушай, а давай уйдем вместе? Ты да я.
– Ты серьезно? – Удивился Гильем.
– А почему нет? Или я тебе в спутники не гожусь? – Обиделся собеседник.