– выходим курить на улицу.

– я не курю, все знают.

– зато я курю, и никто не знает…

положись на меня

– уже положился

Напротив Бориса и Глеба сидела дальнозоркая Милита Дангаузер. Нарочито громко, дождавшись, когда дуэт смолк, затянувшись пахитоской, она произнесла захмелевшим голосом:

– Борис Дмитрич, а ты что, намылился слинять? Я по губам читаю.

Милита была до неприличия располневшей дамой. Процесс курения дополнялся поеданием высококалорийного десерта.

– Милиточка, а ты что-нибудь слышала о вреде холестерина?

Борис решил деморализовать нагло возникшую помеху. – На Западе все просто на нём помешаны.

– Да знаю я это всё. Я устала уже с ним бороться и решила сочетаться с ним законным браком.

Не слышавшая начала разговора Ирка Голубева тут же встряла:

– Ты, что опять замуж собралась? В четвёртый раз что ли? Кто этот несчастный?

– Да мы не об этом сейчас, партайгеноссе, Ира. Что за манера совать нос, куда не просят!

– Подумаешь, тайны мадридского двора, – обиделась бывший комсомольский лидер, и принялась заедать обиду порцией шоколадного мороженого.

– А я теперь часто повторяю всем, кого люблю и желаю всех благ, – продолжил свой отвлекающий маневр Борис, – Займись своим телом, детка, или Тело займётся тобой! Так что смотри, дорогая, помнишь как Илья Ильич Обломов кончил?

Уловив в сказанном двусмысленность, бывший сосед Милиты по парте, пристроившийся и теперь рядом с ней за столом, Пашка Денисов заржал, словно племенной жеребец.

Полу пьяненькая Милита зло цыкнула на него, призывая к порядку.

– Грубо, Павлик. Очень грубо! А ты, Боря, если намекаешь на апоплексический удар, то вот, что я тебе скажу, голуба моя, – в преддверии апокалипсиса бояться апоплексии всё равно, что во время кораблекрушения жаловаться на морскую болезнь.

– Очень образно, Милиточка! И какая игра слов! Апоплексия и апокалипсис – очень похожи, не находишь? Кушай на здоровье, лакомка.

– Ну, то-то же! Не можете не кусаться!

– Каюсь, грешен! Каюсь!

– Ой, батюшки светы, мир перевернулся, Борик Стоцкий кается. Светопреставление какое-то!

Борис перехватил на себе плотоядный взгляд сидящей наискосок пышнотелой Светланы Градской.

Оценив выразительность её многообещающего декольте, Казанова 10 «А» еле слышно процедил:

– Щас проглотит!

– Что? – переспросил Глеб.

– Светка Градская, по-моему, всерьёз намерена меня сожрать.

– Боишься?

– Да нет, просто я сам хищник, люблю процесс охоты больше победы над жертвой…

Сфокусировав взгляд на Светкином декольте, как на мишени, Глеб равнодушным голосом заявил, —

– А что, хороша!

– Вызывающе хороша. И уже готова к употреблению. Рыба в тесте!

Тамада Белкин, по имеющейся заранее договоренности, объявил сюрприз от Бориса Стоцкого. Борис с Глебом под этим прикрытием вполне легально ретировались якобы для приготовлений. В зале приглушили свет и из-за кулис небольшой сцены, где обычно проходили выступления артистов эстрады развлекающих ресторанную публику, спустя какое-то непродолжительное время вышел Дед Мороз. Все расхохотались – на дворе конец мая – а в «Белом рояле» Новый год. Из зала послышались выкрики: Боря, как ты быстро переоделся, а Глеб у нас, что Снегурочкой будет? Под непрекращающийся хохот и всеобщее оживление, на сцену вышли ещё штук пять – шесть Дедов Морозов. Они вынесли увесистые картонные ящики, из недр которых торчали упакованные в целлофановые пакеты подарки для сидящих в зале одноклассников. Под рождественскую музыку молчаливые, по-солдатски серьезные, новогодние «сказочные персонажи», по-деловому обнесли одариваемых. Каждая женщина получила набор парфюмерно-косметических средств французского производства, каждый мужчина – джентльменский набор из коньяка, вина и галстука той же страны-производительницы. По присвистыванию, раздававшемуся то здесь, то там, было понятно, что весомость качества и стоимости подарков превосходит разумные пределы понимания простого обывателя.