Тогда Ким не выдержала. Выскочила из своей комнаты и со всех ног побежала на улицу. В груди пекло, перед глазами стояла пелена слез, и она думала лишь о том, что ей надо добраться до умирающего пса.

Она нашла его на куче, наполовину заваленного мусором и отходами. Он был еще жив, из глаз катились крупные слезы, смешиваясь с дождем и теряясь в жесткой шерсти.

Увидев девочку, он едва слышно зарычал.

– Тише, тише, Дружок.

Он узнал ее, слабо вильнул перебитым хвостом и тут же заскулил от боли.

– Потерпи, маленький, потерпи, – она забралась на кучу и опустилась рядом с ним на колени. Руки дрожали, когда прикоснулась к шишковатой, неровной голове. Было очень больно. За него. Эта боль требовала выхода, давила, душила, выворачивала наизнанку, звала за собой.

И тогда случилось это.

Ким закрыла глаза и, не понимая, что делает, позволила этой боли хлынуть наружу. Ладони нагрелись, пустота в груди наполнилась чем-то горячим и пульсирующим. Дрожавший пес затих…а спустя минуту поднялся, благодарно лизнул ее в щеку и убежал.

– Ведьма! – раздался крик, разрушающий волшебство момента, – малявка Ким – ведьма!

Пацаны вернулись, чтобы добить собаку и стали свидетелями того, как Ким ее спасла.

– Не трогайте ее, вдруг заразная! – Сэм никогда не отличался смелостью и сейчас отступал за спины остальных мальчиков, а потом и вовсе бросился к дверям, вопя во весь голос, – ведьма!

Тем же вечером Темные Стражи пришли в приют и молча забрали перепуганную девочку. Никто не вышел ее проводить, никто не заступился, да и не расстроился – лишние рты в приюте были не нужны.

Следующий рассвет Ким встречала уже в монастыре Россы. Ее переодели в серое платье послушницы, выделили койку в общей спальне и познакомили с остальными. В монастыре жили женщины разных возрастов, и у каждой из них была магия. У кого-то лишь слабые отголоски, а у кого-то полыхала во всю силу. Кто-то мог взглядом разжечь огонь в камине, кто-то вызывал дождь, а она могла лечить. Исцеляла легкие порезы, ушибы, головную боль и бессонницу, но такого потока, как тогда, с дворовым псом у нее больше не было. Дар будто испугался сам себя и затих.

– Это последний. – Манила с трудом отодвинула от себя тяжелый котел. На его начищенных боках действительно можно было рассмотреть свое отражение.

– Да, – Ким поднялась с пола, вытерла ладони о подол и направилась к окну, – я вылезу здесь, а ты зови Харли. Встретимся у купальни.

– Спасибо, за помощь.

Предбанник в купальне уже начал остывать.

– Поторопитесь, – гаркнула смотрительница, когда девушки вошли внутрь, – чтоб до блеска себя отмыли. Приду, проверю!

Ким аккуратно разделась, привычно сложила свои вещи ровной стопкой на узкой лавке и зашла внутрь, туда, где над дубовыми бочками клубился пар. Все остальные уже помылись, поэтому горячую воду можно было не экономить. Она оттёрла себя до скрипа, несколько раз промыла волосы, старясь не морщится от запаха серого мыла.

– Оно воняет, как подстилка в козьем хлеву, – бухтела Манила, отплевываясь от воды.

– Не ворчи.

Девушки закончили омовение, надели свежую одежду и под пристальным взглядом Харли вышли на улицу. От купальни до жилого дома они бежали, кутаясь в тонкие курточки и пытаясь хоть как-то укрыться от пронизывающего ветра.

– Девочки, давайте быстрее, – торопила их толстая Полли, – все уже легли! Завтра такой день. Такой день!

Ким, не раздеваясь, юркнула под тонкое одеяло, свернулась клубочком, пытаясь согреться. Ее трясло то ли от холода, то ли от нервов, которые звенели словно натянутая тетива. Завтра действительно всех ждал важный день.