А потом он однажды ушел. Собрался, сказал, что отправляется в важную экспедицию, что его не будет несколько дней, но это разлука временная, а потом… И ушел, чтобы вернуться мертвым. И с тех пор в ее жизни не было счастья. Были только слезы…


Они и сейчас навернулись на глаза, и, не в силах сдерживаться, Агния заплакала, пряча лицо в ладони и стискивая зубы, чтобы не зарыдать в голос. Она ничего не могла поделать со своей болью, но люди осуждали подобное, и она научилась сторониться посторонних. Держалась в отдалении, никуда не выходила без крайней нужды, перестала общаться с подругами и родными. Ей не хотелось, чтобы рядом был хоть один человек. Лимания не в счет, она же сатирра из племени козлоногих.

Сквозь слезы Агния почувствовала, как крепкие пальцы сжали ей локоть. Сопровождавший ее мужчина встал, заставив подняться тоже, увлек за собой к выходу, пока отчаянные рыдания не нарушили молитвенные песнопения.

Двери храма были распахнуты настежь, и после полумрака неяркий осенний денек казался похожим на летний солнечный полдень. Ариэл оттащил Агнию в сторону, достал из кармана камзола надушенный платок, отвел ее руки от заплаканного лица и вытер ей щеки.

– Не реви. Слезами горю не поможешь!

– Много ты понимаешь! – Она вырвалась, достала собственный платок. От этого так разило фиалками и еще чем-то приторно-сладким, что хотелось чихать. Кто бы мог подумать, что у такого мужчины платок будет благоухать, словно оранжерея в королевском дворце! – Тебе не приходилось…

– Ну да, – кивнул Ариэл. – Мне не приходилось сначала терять родителей, потом семью, затем любимую женщину, а под конец младшего брата… Да успокойся ты! Мар умер почти четыре месяца назад. Уже ничего не исправишь, остается только смириться и…

– Нет! – воскликнула она. – Я не смирюсь! Я люблю Марека и буду любить его вечно! До самой смерти! Он – моя единственная любовь! Одна на всю жизнь!

– Ну и глупо! Он умер. Понимаешь? Умер! А ты – жива. И надо продолжать жить.

– Моя жизнь кончилась…

– А моя – нет. И я намерен жить дальше! И любить.

– Вот и живи. – Агния отвернулась, сердито глядя на подъездную аллею и примыкавшее к храму кладбище Невинных Душ. К нему вели два подхода – со стороны храма, то есть в двух шагах от ступенек, и с противоположной стороны, от высокой ограды и окраинных улиц. – А меня оставь моей судьбе!

– Чахнуть в четырех стенах, проливая слезы и предаваясь скорби? Нет уж.

– Уйди! И забери свой платок!

Скомкав надушенный фиалками и жасмином кружевной лоскуток, она швырнула его в лицо Ариэла.

– Платок? – Он ловко поймал влажный комок. – Но он не мой! – развернул отороченный кружевом прямоугольник, внимательно осмотрел вышитую в уголке монограмму. – «О. Л.» Интересно, кто это такая? Может быть, Оливия Лаймери? Или Октавия Лансеро?.. Хм… – Он понюхал краешек. – Нет, по-моему, это все-таки герцогиня Ольторн… Как там ее звали? Лариса?

Агния с изумлением смотрела на этого наглеца и циника. А тот, поймав ее взгляд, вдруг улыбнулся и небрежно сунул платок в карман с таким видом, словно это была простая тряпочка:

– Ты ревнуешь?

– Нет. – Она отвернулась. – Ты мне безразличен. И оставь меня! Мне надо к Мареку.

– На могилу?

– В гости! – воскликнула она, чувствуя, что еще чуть-чуть – и расплачется снова.

Взгляд зацепился за продавщицу, у ног которой стояли две большие корзины, полные ярко-желтых и ядовито-розовых лохматых осенних цветов. Агния со всех ног кинулась к продавщице, но Ариэл ее опередил. В три прыжка обогнав спутницу, он бросил торговке империал, выхватил из корзины несколько цветов и быстро протянул их ошеломленной его поступком женщине. Цветы Агния не приняла.