– Кого там ещё принесло? Мы закрыты на ночь! – незамедлительно прозвучал злой, скрипучий, рассерженный голос откуда-то сверху. Эх, пришёл бы он на полчасика раньше, то вполне бы успел проскочить в ещё открытые ворота крепости…

– Это я, Всадник! – громко и чётко сказал Всадник, пристально вглядываясь в небольшое отверстие в стене, приблизительно в метре над воротами. В случае осады крепости (что, насколько было ему известно, никогда не происходило), из него на врагов должны были обрушиться целые литры кипящего масла, а то и олова со свинцом. Сейчас же оттуда доносился рассерженный голос, по-видимому, одного из ночных дежурных.

– Всадник? Какой Всадник? Убирайся прочь, и не возвращайся до утра, сказал же, что Крепость закрыта, – сказал не менее рассерженный голос из этого небольшого окошка.

Он вздохнул, но делать было нечего. Набрав как следует воздуха в грудь, он громко и чётко произнёс:

– Его Императорского Величества посланник и верный слуга принес важное известие достопочтенному лорду Антонию, властителю Отертонских земель! Прошу впустить меня, ибо дело безотлагательное!

На несколько минут над наглухо запертыми воротами повисла тишина, так что Всадник даже усомнился – не ушёл ли бдительный страж сразу после того, как приказал ему возвращаться утром? Не осталась ли его, хоть официальная, но высокопарная фраза неуслышанной? Он стоял среди навалившей тишины, под покровом полностью уже спустившейся ночи. Лишь только откуда-то из глубин города ветер порой приносил какие-то неясные скрипы, перешёптывания, робкие стуки. Со стороны же Отертонского замка, грозно и безмолвно нависающего над ним, словно отвесная скала, не доносилось не только ни одного шороха или скрежета, но даже не было видно сколько-нибудь заметного шевеления. Он довольно долго стоял, прислушиваясь и всматриваясь. Окажись рядом с Всадником человек, достаточно зоркий, чтобы в темноте разглядеть его лицо, то нашёл бы его скорее непроницаемым, чем суровым.

Всадник уже начал потихоньку задумываться насчёт ночлега, как внезапно, шагах в пятнадцати от главных ворот, раздался громкий скрип. Маленькая дверца, обыкновенно замаскированная под стену, а в неясном, тусклом свете звёзд и вовсе незаметная, открылась, и из стены вынырнул какой-то смутный силуэт, отдалённо напоминавший туловище. Силуэт двигал руками, жестикулировал и шепотом молвил:

– Так чего же ты раньше не говорил? Входи!

И Всадник вошёл.

– Вот только лошадь придётся оставить. Давай-давай, утром проведёшь через главные ворота. Ну не открываемся мы на ночь, ты пойми. Не хватало ещё, чтобы по внутреннему двору по ночам всякие шастали.

Что же, делать было нечего, и спорить он не стал. Привязав своего товарища к небольшому столбику неподалёку, он последовал за сумрачным силуэтом.

Они вошли в очень тёмный, длинный, низкий коридор, который к тому же постоянно петлял. То был один из секретных проходов замка, и открыть его можно было только изнутри. Всадник, хоть ему это удавалось с переменным успехом, старался следовать за стражем. Глаза его, ещё не успевшие привыкнуть к непроглядной тьме скрытого от посторонних глаз коридора, не могли различить бесчисленные повороты и выступы, и потому очень скоро он набил себе синяков. Впрочем, тёмный переход не мог длиться слишком долго, и в конце концов они вышли на залитую тихим лунным светом лужайку внутреннего двора, на котором уже стояли несколько других стражей. С трёх сторон их окружали высокие, отвесные, неприступные стены Отертонского замка, позади осталась суровая оборонительная стена. Где-то гремел фонтан, и звуки его, хоть и приглушённые расстоянием, всё же долетали досюда.