В интонации старейшины несложно было услышать издевку. Отец Талика от злости закусил губу. Сделать, однако, он в той ситуации мог мало. В словах Яра не было клеветы или обмана, что не позволяло Корлику рассчитывать на успех при жалобе в Совет. Прочие взрослые напряглись в ожидании недоброго.

– Старейшина, зачем такое вопрошать? – запросто ответил мальчик, не успев оценить глубину скрытого в вопросе подвоха. – К чему способности небесной силы повернутся, тем и займусь.

– Смышленый малый! – довольно усмехнулся Яр Муган. – А если не проявится вообще больших даров? Так ведь случается все чаще. И в этом случае желание важно.

– Коль так случится, я б старейшиной хотел, – мальчику показалось, что такой ответ умаслит навязчивого старейшину, и тот наконец оставит его в покое.

Первым от смеха прыснул Яр Каир, за ним, прикрыв рот ладонью, захихикала Альма, после присоединились остальные. Засмеяться пришлось и старейшине. Сперва он обозлился, однако, завидев Талика потерянным и смущенным, быстро смягчился.

– Да сбудутся твои надежды, – посмеиваясь бросил старейшина, еще раз задержал взгляд на оранжевом платье и, развернувшись, медленно удалился.

Отец мальчика, едва подавляя гнев, еще раз стукнул деревянной миской по столу.

– Наказан ты, Талик, – сурово произнес Корлик, сжимая в руке миску.

– Но…

– Не спорь! – грубо оборвал родитель. – Прогулка отменяется сегодня.

Чувствуя, как материнская ладонь нежно поглаживает его по спине, Талик заключил, что вовсе не их с Шенне шалость и вовсе не его худой ответ старейшине были причиной наказания. Ему не впервые случалось без вины принимать на себя родительский гнев.

Оставалось лишь потупить взор и стараться сдержать навернувшиеся от обиды слезы.

Девочке было очень обидно за своего друга, который, как она полагала, понес наказание незаслуженно. Обида усугублялась сорванными на вечер совместными планами, что сделало Шенне не на шутку раздражительной.

– Мама, скажи, зачем он так суров к Талику? – выпалила она, как только вместе с родителями, также ставшими свидетелями несправедливости, оказалась дома. – Чем так он провинился пред отцом?

Дафна, аккуратная, но неказистая внешне женщина, тяжело вздохнула, вероятно, не зная, как лучше ответить дочери.

– Конечно, милая, ничем. Так просто вышло, – видимо, не нашла ничего лучшего она.

– Что значит «просто вышло»? Я, мама, не пойму совсем! – не унималась дочь.

– Еще мала, чтобы понять, Шенне.

– Да, мама, ты ведь ускользаешь от ответа! Меня ругаешь за такое, а сама! – надула щеки девочка, усаживаясь за стол.

Дафна умоляюще взглянула на мужа.

– А ну-ка прекрати, Шенне! – сердито осек отец, редко игравший роль строгого родителя.

– Да, папа, вот и ты туда же! – девочка демонстративно поднялась со стола, чтобы, надув губы, направиться в свой уголок.

– Да стой же ты! – быстро сдался отец. – У них размолвки с Альмой, а Яр Муган их только подогрел. А тут еще и ваша миска! Понимаешь?

– Нет! Они могли бы обсудить свои размолвки! И все решить, – без толики сомнений заявила Шенне. – Но нет же, виноват Талик!

Не в пример соседям, семья девочки жила более дружно. У них хватало мелких проблем и разногласий (чего только стоило проживание под одной крышей с властным Яром Каиром), но, что более важно, хватало и терпения вовремя находить компромиссы. Не раз просыпаясь среди ночи Шенне слышала бурчание со стороны родительского ложа и, осторожно подслушивая, была свидетельницей их доверительных разговоров.

– Красавица моя, ну полно тебе злиться, – примирительно продолжил отец, следуя за ней к детской кровати. – Или сильнее папы любишь ты его? – закончил он необдуманной шуткой.