В зеркале, над глазами, возвышался покатый лоб, его увенчивала незначительная плешь, её обрамляли коротко подстриженные седые волосы.

Нижняя часть лица окаймлялась аккуратно подрезанными усами с густой, благообразной бородой, что придавало законченный портрет старому варягу-подводнику. За эту бороду многие его называли: «Бородой».

Бороду, для придания имиджа, Николаич стал отращивать ещё, когда начал службу лейтенантом.

Николаич считал, что она придаёт респектабельность и вызывает уважение в глазах окружающих, это делало хозяина бороды взрослея.

Устав службы не разрешал ношение бороды подводникам, она мешала при облачении в водолазный костюм. Усы разрешалось носить, а бороду – нет. Чтоб борода не мешала, он брил её около шеи, а саму бороду делал страшно короткой. Чтоб снизу маска дыхательного аппарата охватывала лицо.

Николаич внимательно осмотрел лицо и решил, что усы с бородой можно сегодня не подстригать. Он отошёл от зеркала и отправился собирать еду на сутки работы. После этого он оделся, взял всё необходимое и вышел из дома.

Часы показывали половину восьмого утра, но зимнее солнце не торопилось рассеивать ночную мглу. На лёгком морозце снег приглушённо поскрипывал под сапогами. По исхоженной дороге ему встречались пожилые мужчины в форме охранников.

Николаич, добрался до остановки и сел в подошедший автобус.

Ехать предстояло минут сорок. На конечной остановке он вышел и направился к месту работы.

Это была, огороженная хлипким сетчатым забором площадка, что продувалась всеми ветрами, с будкой два метра на два у покосившихся ворот из сетки. Она притаилась на окраине города между двух кладбищ: одного муниципального, а другого – частного.

На площадке хранились новые автомобили отечественного производства от автоцентра «Глинозём». На этой отдалённой площадке Николаич и работал охранником.

Грузно поднявшись по крутым железным порожкам, открыл дверь в будку.

– Что так тяжело дышишь, Борода? – поинтересовался Стас, его сменял кап-два на вверенном посту.

Стас Глинкин был года на три моложе, да не имел избыточного веса, поэтому выглядел подтянутей. В отличие от напарника он не носил ни усов, ни бороды, да и причёска имелась, как у Котовского.

– Лишних сорок кило веса дают о себе знать, – проговорит Николаич, на верхней ступеньке он устало остановился и перевёл дух.

– Так давай бросай эту работу, зачем она нужна?

– Ты знаешь, что я набрал множество кредитов. В будущие три года мне работу нельзя бросать. На одну пенсию не протяну. А потом, в этой будке я отдыхаю от дома и домочадцев.

– А мне надоело работать. Я решил, что весна наступит, и всё брошу.

– Ну и зря. Что тебе дома делать? С женой ругаться, да забубенивать? Таким образом, и спиться можешь.

– За эти гроши, что нам платят, охранять такие большие материальные ценности я не намереваюсь. Я и начальству сказал, что мы с тобой весной напишем заявления об уходе.

– А зачем ты за меня подписываешься? Ты решил уходить, так иди, а я не собираюсь.

– Как знаешь, – произнёс обиженно напарник, взял сумку и проговорил, – ладушки, оставайтесь, а я пошёл домой.

Стас вышел из будки, а кап-два стал переодеваться в костюм охранника.

Напарник тоже бывший военный, отставной подполковник, он проходил службу в ракетных войсках. Служил начальником теплового узла военного городка под Чернобылем.

После аварии на АЭС служил на Дальнем Востоке подполковником на должности полковника, но за пьянку, не дали звания полковника, а демобилизовали на пенсию подполковником.

Имелась у него большая слабость: мог глубоко удариться в запой.

Причём мог страшно пить четыре – пять дней подряд, а случалось и неделями.