Получив дорогой дар, таким же тебя отдарив», —
Говорила, исчезла Афина, глазастая дева, —
Быстрокрылою птицей порхнула в окно. И встаёт {320}
Сила в нём и отвага. И больше ещё он, чем прежде,
Дорогого отца вспомнил, в сердце размыслив своём,
Встрепенулся душою, познав, что беседовал с богом.
И назад к женихам на пирушку направился он.
Перед ними певец знаменитый пел, сидя в чертогах, {325}
В тишине, о печальном возврате ахейцев домой
Из-под Трои, Палладой Афиной ниспосланном строгой.
Вдохновенное слышала пенье в покое порой,
Пенелопа разумная, старца Икария дочка, —
И спустилась высокою лестницей дома, гурьбой, {330}
Не одна; с нею вместе шли девицы две непорочных.
И, тихонько, богиня средь женщин, войдя к женихам,
Стала за косяком у столовой дверей, и платочком,
Покрывалом блестящим закрыв себе щёки, а там,
С ней, с обеих сторон две усердные стали служанки. {335}
Говорила певцу от богов, давши волю слезам:
«Фемий, много других, восхищающих душу, ты знаешь
Песен, ими певцы восславляют героев, богов.
Спой из них, пред собранием сидя, одну. И, внимая,
Гости будут крепиться вином. Но прерви ту, без слов, {340}
Песнь печальную; скорбью она наполняет в груди мне
Сердце милое. Выпало горе на долю мне вновь,
Ведь супруга лишась, не могу я забыть о погибшем,
Преисполнившем Аргос, Элладу всей славой своей».
Телемах рассудительный матери быстро воскликнул: {345}
«Мать моя, что мешаешь певцу по печали твоей
Воспевать, что он хочет сейчас? Не певец в том виновен, —
Зевс виновен, ведь он для трудящихся тяжко людей,
В душу мысли влагает свои. Нет препона для слова, —
Он воспеть пожелал злополучный данайцев удел. {350}
Больше всех восхищаются люди обычно такою
Песнью, что представляется им самой новой. Средь дел,
Дух и сердце себе укроти, и заставь себя слушать.
Разве лишь Одиссей воротиться домой не успел?
Много также других из-под Трои не вынесли души. {355}
Но вернись-ка к себе, и своими делами займись, —
Пряжей, тканьем; скажи, чтоб служанки за дело послушно
Также взялись. Слова же, – не женское дело, пойми, —
Только мужа, – моё; у себя я один повелитель!» —
Так сказал. Изумившись, обратно пошла. Так в уме {360}
Сына слово разумное пряча, что в душу проникло.
И, поднявшись к себе со служанками, волю слезам
О супруге любимом дала, Одиссее великом.
Сном пока сероглазка Афина не скрыла глаза.
Женихи в это время шумели в тенистом чертоге; {365}
Сильно всем им вдову захотелось на ложе лобзать.
С речью тут Телемах рассудительный вышел в итоге:
«Женихи моей мамы, надменные, гордый народ!
Будем мы пировать, наслаждаться. Шуметь вам в чертоге
Так приятно, и сладко внимать песням звучным весь год, {370}
Мужа лучшего этого, – пением равного богу!
Завтра утром сойдёмся на площадь, откроем мы сход,
Там открыто, пред целым народом скажу, чтобы строго
Дом очистили вы. А с пирами устройтесь в другом, —
Проедайте на них свои средства, порог за порогом. {375}
Коль находите вы, что для вас всех приятней Содом, —
Одного человека богатство губить безвозмездно, —
Жрите! Я обращусь за поддержкой к богам, в вечный дом.
Может, даст совершиться сам Зевс тому делу возмездья, —
Все погибнете здесь же, и пени за это не дам!» – {380}
Так сказал. Женихи, закусив губы в злобе совместной,
Удивлялись вокруг Телемаха столь смелым словам.
Тут к нему Антиной Евпейтид обратился, коварный:
«Телемах, тебя боги ли так обучают, всем нам
Беззастенчиво хвастать, и так разговаривать яро? {385}
Избавляй нас Кронид, чтоб в Итаке, в объятии волн,
Базилевсом ты стал, по рождению, право, недаром!»
Возражая ему, Телемах, рассуждения полн:
«На меня не сердись, Антиной, но скажу тебе вот что, —