– А вот и нет, а вот и нет! Мимо! Стрела только хитон зацепила!
– На тебе, дротиком!
Однако от дротика Эврилох увернулся и бросился на врага врукопашную. Мигом подоспели двое других героев, и образовалась «куча мала».
Закономерный итог любой битвы.
– А давайте: один прячется, а трое ищут! – предложил всклокоченный Ментор, поднимаясь с земли в клубах пыли.
– Давайте! Как Зевс от своего папы Крона прятался!
Прятаться выпало Одиссею, и он азартно бросился прочь, пока остальные, отвернувшись и старательно зажмурившись, трижды проговаривали известную всей детворе считалку:
Примерно на «Полидевке и Касторе» рыжий беглец кубарем скатился в небольшую ложбину, вскочил на ноги и побежал по дну, подыскивая укрытие.
«Пусть попробуют меня найти! Так спрячусь, что до вечера искать будут! А кто близко подойдет – я его из засады стрелой-молнией! ба-бах!»
Взбираясь по противоположному склону ложбины, Одиссей заприметил глубокую рытвину.
«Или, может, еще подальше забраться?!»
– Давай сюда! Тут тебя в жизни не найдут!
Рыжий дернулся на голос, вскидывая свой игрушечный лук.
На верху склона стоял мальчишка. Ровесник или чуть постарше. Кучерявый; кучерявый настолько, что сам Одиссей рядом с ним был, будто лис рядом с ягненком. Этого мальчишку, одетого в нарядный хитончик без рукавов, Одиссей уже видел раньше. Впервые – в отцовском мегароне, на вручении дедушкиного лука; второй раз – в страшном сне про Ламию. И оба раза что-то в лице мальчишки казалось Одиссею странным.
Неправильным.
Однако сейчас сыну Лаэрта было не до разглядывания лиц.
– Давай, забирайся, – кучерявый нетерпеливо дернул рукой. – А то увидят.
Во второй руке мальчишка тоже держал маленький игрушечный лук, а за спиной его висел колчан со стрелами.
Не заставив себя упрашивать, Одиссей через мгновение оказался рядом с кучерявым.
– Сюда! – Новый знакомец схватил его за руку, увлекая в просвет между двумя терновыми кустами. Терн рос настолько тесно, что, того и гляди, от наглецов одни клочья останутся! Однако между кустами дети проскользнули вьюнами, ни разу не оцарапавшись, и вскоре оказались на просторной поляне, сплошь окруженной шипастым частоколом.
…память!
Лишь сейчас, по возвращении на твой берег, я могу назвать по имени чувство, пожаром охватившее тогда маленького ребенка.
Я любил терновник, любил, как любят мать, отца, вожделенную игрушку или еду, подкрепляющую готовые угаснуть силы. Я любил терновник, и шипы бережно коснулись детской кожи, а ветви расступились воинами, пропускающими вперед своего владыку.
Так случилось.
– Тут они нас не найдут! – радостно сообщил кучерявый.
– Ага! – кивнул рыжий, оглядываясь по сторонам. – А я тебя видел уже. Тебя как зовут?
Кучерявый на миг запнулся, словно прикидывая, и Одиссей еще успел удивиться: разве можно забыть собственное имя?!
– Знаешь, зови меня Телемахом, – наконец представился кучерявый с откровенной гордостью. – Далеко Разящим.
– А я Одиссей! Сердящий Богов. Сын басилея Лаэрта, – выпятил в ответ грудь наследник итакийского престола. – Ты здесь с кем играешь?
– С тобой, – пожал плечами Телемах.
– А ты один?
Одиссей плохо понимал, как можно играть одному. С друзьями куда интереснее!
– Один.
– Без взрослых?! – совсем уж изумился рыжий басиленок. – Тебя отпустили?
– Отпустили.
– Здорово… – Зависть оказалась горькой на вкус. – А меня одного не отпускают еще. С нами няня Эвриклея. И Эвмей, мой лучший раб. Только он заснул. Кажется.