Я благодарно улыбнулась мужчине.

– Спасибо за откровенность. А вы… ты не расскажешь о своей семье? Ты сказал, что у тебя есть ребёнок.

– Был… – Динэш замолк и нахмурился.

А я, испугавшись того, что спросила, о чем не стоило… о столь ужасном, что никогда не забудется, коснулась его плеча:

– Извини, я не…

– Это ты меня извини, – он тряхнул головой. – Этот язык для меня не родной. И я не совсем корректно решил выразить свою мысль. У меня сын. Есть. К моему огромному счастью. Просто он уже не маленький ребёнок.

– И сколько ему?

– Ему уже п… Кха-кха…– мужчина внезапно зашелся в кашле. – Кха… кха… В этом году он отпраздновал своё совершеннолетие.

Я внимательно оглядела Динэша с ног до головы. На вид ему лет тридцать пять, не больше. Ни единой морщинки, кожа гладкая… Больше всего его выдавали глаза, точнее взгляд. Но можно допустить, что благодаря деньгам или хорошей генетике, витаминам и прочему он просто хорошо сохранился. И ему даже за сорок. Сыну восемнадцать. Или, может, двадцать один. Во сколько в его стране наступает совершеннолетие, не знаю.

– Уверена, ты отличный отец, – поняв, что пауза слишком затягивается, добавила, посмотрев на Лисёнка.

– Почему ты так думаешь? – он тоже перевел взгляд на игровую площадку.

– То, как ты говоришь о детях, с такой теплотой и заботой. Как ведешь себя с Василисой. Твоему сыну повезло. И жене…

Последние слова сами слетели с губ. Я не хотела знать ничего про его жену! Однако втайне… очень-очень глубоко в сердце тлел крохотный огонек надежды, который мне ещё не удалось погасить. И его ответ, знание, что у него есть супруга, его окончательно погасят.

– Я развелся, – и уголёк, наоборот, вспыхнул ярче. Проклятье! Лучше бы я молчала! – Да и брак наш… Увы, из-за того, что брак был по договоренности, моя супруга так и не смогла принять меня и испытывала ко мне… мягко скажем, противоречивые чувства: от презрения до ненависти. И мои попытки это исправить, правда я и не сильно старался, не привели к успеху. А на нашего сына, который с возрастом становился всё более похожим на меня, она проецировала чувства, испытываемые ко мне.

Динэш не жаловался, просто констатировал факты сухим тоном, лишь в самом конце, когда говорил о сыне, его голос окрасился грустью.

– Я старался дать ему всё, что мог. Но я не был таким уж хорошим отцом, поэтому не скажу, что Рэну сильно повезло. Мне надо было работать. Порой даже слишком много. Частые поездки… Разные встречи. А потом мне пришлось… утаить от него кое-что. Дети… я ведь уже говорил, они могут нам простить всё… Пусть я и сделал это только ради него, однако ему пришлось многое вынести и пережить. Я знаю, он простил меня за это. За всё. Я же сам не могу себя простить за боль, что причинил ему своим молчанием…

Я чувствовала сильнейшее сожаление, что мужчина раскаивается в своем поступке. Уж не знаю, что он сотворил, но явно очень переживает о содеянном. И я решила перевести разговор на другую тему, несмотря на то, что мужчина впервые говорил о себе. И мне хотелось узнать о нем как можно больше. Выслушать его. Утешить и приободрить. Но… сейчас не время и не место для подобных бесед. И, может, оно и к лучшему.

– Да, ты прав. Дети прощают нам всё. Только став матерью, я это поняла. Когда мы были детьми, мы превозносили родителей. Принимали всё, даже плохое с их стороны, как данность. Жаждали их ласки. Признания. Уважения. А не получая это, продолжали стараться. А потом, повзрослев, часто не осознаем, как они нам покорежили жизнь своими упреками, недовольством. Глядя же в глаза своей дочери, я боюсь и слово лишнее сказать. Я хочу, чтобы она выросла счастливой. Уверенной в себе. Доброй. И сохранила любовь ко мне навсегда.