Потом отпустил меня и сказал громко, в голос! „Ого! Воин! Не забоялся. Идемте за мной скорее“. И мы трое – дед Ян, отец Ян и я, – быстро вошли в стойло. Там было тепло, и пахло потом коней и сеном.

„Ян, это твой конь, – сказал дед. – Ухаживай за ним, как за собой, учись ездить верхом“.

Я тогда улыбнулся, взял коня за уздечку и повел к речке купать. Гордость за доверие отца и деда распирала меня. Я был счастлив, как никогда ранее».

«Нарушился порядок моей размеренной детской жизни, – писал Ян далее в своей книге. – А ведь, только что чувствовал себя одиноким, а теперь у меня есть конь. Старшие братья с восторгом смотрели на меня, когда по утрам водил своего Рыжего, так назвал коня, к реке и на луг, прося покатать их. Но отец быстро их приструнил. Он сказал: „Один конь – один хозяин!“…

Скоро мы нашли ту ниточку с Рыжим, которая связала меня и моего коня до самого того момента, как один раз Рыжий, пробитый копьем вражеским, довез меня раненного на хутор. Так и спас меня, хотя сам уснул навечно. – И тут же поправился. – Эти строки про деда Яна. Ян первый, или Ян десятый – уже порой и не понять мне», – такую поправку Ян XXI столетия внес в книгу.

На секунду Ян оторвался от написания книги, так как очень устал от воспоминаний. Его глаза сомкнулись, и он вдруг увидел вдали перед собой стоящего чужеземца. Около ели, усыпанной каплями дождя. Сам-то он лежал, спрятавшись под укрывшими мокрую землю листьями. Но боясь шевельнуть рукой и выдать себя. Чужак искал тропу к их хутору, и было ясно, что это разведчик. Хуторянин уже хотел рубануть его мечом, когда тот наклонился к тропе и стал принюхиваться, как собака. Но он помнил наказ отца: не выдай себя сам, если чужак не найдет тропы в болоте к нашему хутору, то опусти его с миром.

Ян вспомнил, как он лежал и терпел, хотя сапог пришлого был в нескольких сантиметрах от его руки с мечом.

«Да… пригодилась наука отца маскироваться», – подумал тогда Ян про себя, поднялся, осмотрелся, никого уже рядом не было. Только над болотом снежными хлопьями сгущался туман.

Туман густел к вечеру, замолкли птицы, не было слышны даже трели кузнечиков…

Вспоминания об этом эпизоде заставили Яна передернуть плечами, он проснулся и записал воспоминания в своей книге.

Так хуторянин Ян между делами по хутору и написанием книги вспомнил еще один эпизод. Он до конца прочистил колодец от ила и мха на дубовом срубе. По веревке вылез наверх. Быстро переоделся и почти бегом понесся к двери хутора.

«Не забыть бы», – думал он про себя об еще одном эпизоде своей молодости.

Открыл свою книгу, а скорее рукопись, еще не зная будет ли когда все, о чем он написал, издано. Или останется в кованном сундуке отца.

– Право же, есть справедливость в том, что моей голове кладезь воспоминаний, – в голос воскликнул Ян, нисколько не боясь, что кто-то посторонний его услышит. Он перевернул одну страницу, что-то зачеркнул и стал быстро писать.

«Один раз мы с отцом пошли удить рыбу в огромное озеро Гусак, что не далеко от хутора. Сам, не заметил, – писал хуторянин, – как вдруг мой отец Ян пропал из виду.

– Ты где, батя? – крикнул несколько раз тогда», – вспомнил хуторянин, пытаясь отыскать отца. Но ответа не получил.

«Тогда, как меня батя учил, – писал Ян дальше в рукописи, – стал осматриваться вокруг. Вот сломанная ветка куста. Тут след лаптя, прикрыт травой. И один камыш у берега надломан. Я присмотрелся и увидел, как одна сухая тростинка слегка шевельнулась у самой кромки камыша. Но гладь воды при этом оставалось спокойной, без волны.

„Так-так! Значит, решил спрятаться от меня батя, – подумал про себя. – Проверяет меня на маскировку“. И словно камышовый кот, сам незаметно подкрался к отцу с той стороны, откуда меня он не ждал. Срезал камыш, продул трубку и под водой подплыл с озера прямо к месту, где спрятался мой батя. Словно водяной выскочил из воды. А отец-то смотрел в сторону леса. Какое же удивление было у моего родителя на лице от такого моего поступка!? Его глаза светились радостью.