«Как он сказал? Колонковые кисти? Вечные, из шерстки маленького зверька, который водится только в Сибири и бить его нужно только зимой?»

На столе рядом с коробочкой лежала большая книга в зеленой суперобложке, испещренной зигзагообразными полосками.

«Малахитовая шкатулка» (Подарочное издание, большая редкость, дорога-яя-ужас!) Автор БАЖОВ. Цвет суперобложки и рамки на этикетке тюбика были одиноковыми – глубокий темнозеленый, за которым угадывались бесконечные таежные леса Урала, Сибири и дальше, дальше до Алтая и Приморья. Вечно зеленые хвойные чащобы с диковинным зверьем из шерсти которого можно сделать такие кисти…

Он шел по аллее Летнего Сада, держа портфель в правой руке. В одном из отделений портфеля лежал новенький альбом для рисования, остро заточенные карандаши и размягченная в керосине стирательная резинка. (Хотя он держал резинку в керосине несколько дней штамп с изображением белки так и не исчез.) Он давно хотел нарисовать какую-нибудь статую. Причем статуя должна быть где-нибудь в уединенном местечке, где его никто не увидит, потому что пока человеческие фигуры, а особенно лица в фас, у него еще плохо получались. Он знал, что стоит только сесть, раскрыть альбом и начать рисовать, как обязательно набегут пацаны, начнут смотреть и давать советы.

Было последнее воскресенье мая. Утро было удивительно мягкое, ветерок с Невы слегка прикасался к коже и осторожно поглаживал волосы. О прошедшем празднике напоминали еще не убранные красные фанерные буквы на воротах Сада – 9-е МАЯ.

Свернув на аллею, ведущую к Фонтанке он увидел спину странного мужчины, похожего в своей черной пелерине на мушкетера из голливудского боевика, который уже третий месяц не сходил с экранов. (После уроков так хорошо смотаться на трехчасовой и смотреть и смотреть!) Сходство было удивительным. Мужчина кроме того и вел себя как дуэлянт: он подпрыгивал, размахивая чем-то длинным вроде шпаги и, выбрасывал правую руку вперед, протыкая здоровенный белый предмет (мишень?), отставив левую руку, согнутую в локте под прямым углом. В левой руке он тоже что-то держал. У него были длинные черные волосы.

– Что же он такое делает? – заинтересовался мальчик..

Он подошел поближе и увидел в правой руке у мужчины длинную кисть, в левой палитру, белый предмет на скамейке – мольберт. И в массе хаотично вколотых в холст полотна цветных пятен уже угадывались контуры зданий на противоположной стороне реки и белый прогулочный катер, и длинное, белое, похожее на аиста облако.

– Ну чего стесняешься, – проговорил вдруг художник. – Подходи.

(Как он это меня заметил? – подумал мальчик.)

– Я художник, – сказал мужчина. – И вижу спиной. Иногда вижу то, что другие люди не видят. А иногда и мысли угадываю, которые другие скрывают. Тебя как зовут? А? Как?! Ну и меня также. Только еще с отчеством. (Прозвучало необыкновенно раздельно и странно-вызывающе: от-чест-вом.)

– А пришел-то рисовать? И, не дожидаясь ответа, сказал:

– Чего стоишь? Садись и давай.

Снова неожиданный выпад в сторону противника – мольберта. Завершающий удар, прямо в сердце… Всё! Конец!

– Теперь пожалуй все, – сказал художник и вздохнул с явным сожалением. – Эх, когда еще такая натура будет. Долго искал, понимаешь такой ракурс. Когда еще придет…

– Ну ладно. Рисуй, парень. А я посижу. Или пройдусь…

Мальчик сел перед статуей Сатурна и взял карандаш. Прошло минут пятнадцать.

– Ну, что? – услышал он откуда-то сзади. – Покажешь?

Мальчик протянул альбом в ту сторону, откуда прозвучали слова.

– Так, смотри ты, ишь ты, экспрессии много, а ты знаешь, парень, умения-то еще маловато…