– Да, слегка буйные.

В дверном проёме появилась соседка.

– Ну вообще! – возмутилась она. – Это как так?

– Здравствуйте, – сказала Маша. – Я не знаю, я не видела. Возможно, кто-то что-то заносил и случайно сорвал с петель, когда открывал широко.

– Кто что заносил? Это что заносить-то надо? Грузовик сюда въехал, что ли? А в праздники тогда что будет?

– Жилищник всё исправит, – Маша пыталась успокоить соседку, но соседка не успокаивалась.

– Нет, ну а когда они это сделают? Они же не делают ничего, только бордюры меняют по сто раз на дню. Ну и кто у меня теперь в подъезде поселиться успеет за это время?

Мне стало смешно, но я сдержалась.

– Я позвоню, и они всё починят, – Маша продолжала попытки. – Она уже отрывалась в прошлом месяце.

– Да что это за дверь такая, которая отрывается всё время?! Она открываться должна, а не отрываться!

– Слушайте, ну это бывает, – сказала я. – У меня тоже выламывали.

Соседка покачала головой, выругалась и пошла по своим делам. Обстановка разрядилась, и можно было посмеяться.

Мы поднялись на последний этаж, где жил Максимилиан, и Маша позвонила в дверь.

– У меня есть ключи, – пояснила она. – Но я не люблю входить без предупреждения.

За дверью раздалось шуршание, и Максимилиан открыл нам. Он был уже одет в уличное и пребывал в непонятном настроении – с одной стороны, он был рад нас видеть, а с другой – озабочен. Я списала это на обанкротившихся заказчиков.

– Привет! – сказал он.

– Привет, – отозвалась Маша.

Она обняла Максимилиана (я заметила, что он не ответил на объятие).

– Привет, – поздоровалась я.

– Привет, Роза!

Круговорот приветов кончился, и мы вошли в квартиру.

– Дверь внизу ещё не починили? – спросил Максимилиан.

– Нет.

– Я же звонил в Жилищник и просил починить.

– Всё, не переживай, всё хорошо, – Маша снова обняла его. И он снова не обнял её в ответ.

– У меня однажды в новогоднюю ночь снесли дверь в подъезд, – сказала я. – Так что это бывает. Эти двери не очень прочные. И их быстро ставят на место.

Маша кивнула.

– Вот видишь, – сказала она. – Такое бывает.

– Я не люблю, когда портится общественное имущество.

– Да, соседка там негодует, – усмехнулась Маша, а Максимилиан расстроился. Маша потрепала его по голове, и его немного отпустило.

Он пригласил нас в комнату, а сам принялся бегать и собираться. Мы с Машей сидели на диване, и я изучала интерьер. Здесь было уютно – много книг, настольные игры, в углу электросамокат. Комната была отделана в светлых тонах, как нынче модно.

На одной из стен висела доска, на которой крепились разноцветные стикеры, фотографии, записки. Я подошла посмотреть – в основном, здесь висели рабочие задачи, а ещё какие-то списки книг и статей. На большинстве фото были просто красивые виды, но одно оказалось старым семейным, с маленьким Максимилианом, маленькой Машей и, видимо, родителями.

– Очень мило, – сказала я.

– Да, это фото делали аж в фото-ателье. Мне тут пять, а ему три.

– А чьи пейзажи?

– Его. Это из разных поездок.

– Красиво!

– Пойду помогу ему, – сказала Маша.

Она встала и пошла на кухню, но столкнулась с Максимилианом, который оттуда уже выходил с рюкзаком.

– Я готов!

Я вскочила с дивана.

– Идём, – сказал он.

Мы спустились вниз на улицу, и Максимилиан повёл нас в Серебряный Бор. Мы шли, и шли, и шли, я несколько раз останавливалась, чтобы сфотографировать на телефон Живописный мост. Мы рассказывали Максимилиану, как идут дела на работе, он делился своими новостями. Так мы добрели до берега реки, где нашли уединённый угол, и Максимилиан начал разгружать рюкзак. Он взял не только бутерброды и термос, но и коробку Активити.