Асфальт под ее окном завалило толстым слоем рухляди, как будто все эти бессмысленные вещички действительно упали с Луны. Кажется, в одной из историй Стивена Кинга был такой момент: в какой-то миг с неба начали падать всякие странные вещи. Но жизнь – не роман Стивена Кинга, даже если вдруг все люди на свете исчезли. И как бы ни было сладко избавляться от прошлого, все равно приходится концентрироваться на настоящем. А в настоящем Надю ждала спасательная операция. Собака сама себя не спасет, на что она недвусмысленно намекала раздражающим скулежом из соседской квартиры. Надя поблагодарила предыдущего владельца за добротное и очень удобное остекление (Надя с мужем ни разу не ремонтировали балкон): «глухих» окон не было, все створки легко можно было открыть. По идее, это должно было помочь при мытье окон, только Надя не помнила, когда они с мужем занимались этим в последний раз. Но и для ее нетривиальной цели это оказалось очень кстати. Их балкон от соседского отделялся кирпичной перегородкой. Согласно весьма непроработанному плану, Надя должна была открыть окно на своем балконе, вылезти из него и каким-то чудом оказаться у соседей. Но чуда не произошло. Надя высунулась в окно, ощущая лицом приятную прохладу, и поняла, что у соседей балкон тоже застеклен, о чем она не подумала. Она неуклюже высунула руку и надавила на соседское стекло. Стекло не поддалось. Надя надавила сильнее. Ничего. Что делать? Видимо, придется разбить стекло. А что тут еще придумаешь?
Ящик с инструментами больше не нужно было искать: балкон радовал глаз своей лаконичной пустотой. Надя подняла увесистый молоток. Недолго думая высунулась из окна и неуклюже махнула им. Рука дрогнула, и вместо громкого дребезга раздался издевательский ЦОК.
Оказалось, чтобы разбить соседское стекло, необходимо преодолеть психологический барьер. Воображение Нади начало работать против нее. Что если стекло разобьется неудачно и поранит ее? Она ведь тогда истечет кровью, и никто ей не поможет. Скорая не приедет. Можно доковылять до больницы, а толку-то? Надо беречь себя, подумала Надя. И эта мысль поразила до глубины души: как теперь жить-то? Теперь рассчитывать не на кого. А если зуб заболит?..
В соседней квартире тоскливо завыла собака, и Надя вдруг решилась. Просто ударила, чтобы больше не медлить. Стекло покрылось паутиной трещин. Еще удар, и мир взорвался оглушительным звоном, будто раскололись небеса. Собака, испугавшись, громко залаяла. Еще несколько собак из других квартир забрехали в поддержку. Стекло серебряным дождиком посыпалось из деревянной рамы. Вниз, на улицу, упало совсем немного, все осыпалось внутрь. Пол соседского балкона теперь усыпан осколками. А это значит, что если она попытается перелезть, то изрежет себе ноги. Надя обругала себя. Но что сделано, то сделано, надо как-то выкручиваться. Она перехватила молоток и рукояткой пододвинула к себе крупный осколок, оставшийся в раме, затем, изогнувшись, подцепила его большим и указательным пальцами левой руки, потянула вверх и бросила на улицу.
Вернулась в прихожую, где у нее в относительном порядке хранилась обувь. Ботинки, туфли и сапоги стояли дружным строем у стены и напоминали обувь стыдливо вжавшихся в стену невидимок. Она выбрала ботинки с самой толстой подошвой, с неудовольствием оценила их тяжесть, надела и потопала на балкон, по пути захватив прорезиненный коврик для ног и стул с кухни.
Коврик она без труда перебросила к соседям и с некоторым удовлетворением услышала, как осколки стекла звякнули под его тяжестью. Потом поставила стул у открытого окна и решительно забралась на него. Стул скрипнул. Надя наклонилась и посмотрела в окно. Лучше бы она этого не делала. С высоты шестого этажа только что выброшенные вещи казались крошечными: кукольные вещички, не по размеру даже детям. Надя ощутила слабость в ногах. Она представила себя там, внизу, мертвой, такой же выброшенной вещью, как остальные. Ей рисовалась картина благообразной смерти: изящная поза, волосы хорошо лежат, о трагедии говорит только кокетливая струйка крови из носа. Только ничего красивого в смерти нет. Разбитое тело будет выглядеть как сломанная кукла, брошенная наигравшимся ребенком и застывшая в самой нелепой позе.