— Ты уничтожил меня ночью! — кидаю свое обвинение, но встречаю на лице мужчины самодовольную улыбку.
— Зато течка прошла. Все как ты хотела.
— Что?
— Ты же просила меня «убери ее, убери». Я выполнил твою просьбу. Теперь ты у меня в долгу.
Задыхаюсь от его наглости.
— А ничего, что мы теперь повязаны на вечно и возможно у нас… у меня… тьфу ты.
— Будет потомство? — одна его бровь иронично приподнимается.
— Да!
— Будет. — Просто подтверждает он, словно в этом нет ничего ужасного.
— Боже! Я не готова была стать матерью! — в отчаянье закрываю лицо руками.
— А мне не нужны были дети. Не с моими генами.
В его голосе скользит горечь.
— Что ты имеешь в виду? Ты поэтому прогонял меня со всех сил, хотя должен был унюхать мое состояние с самого начала?
— Природа та еще сучка, — отмахивается он, оставляя мои вопросы без конкретных ответов.
Я прищуриваюсь и в этот момент вижу, как он поднимает руки, чтобы накрыть мою грудь.
— Эй! — бью его по руке, но конечно одиночку это не останавливает.
— Теперь ты моя, Ронни. Хочу касаться – буду.
— Боже, ты такой мужлан. То уходи, то теперь ты – моя.
— Я – альфа, а ты моя альфа-сука.
Скривилась. Никогда не любила как в стае так изъяснялись, но казалось оборотням нравилось подчеркивать свою звериную сущность грубыми словами.
— Мне надо домой.
Я попыталась слезть с него, но руки молниеносно переместились на мою талии, удерживая на месте.
— Пусти!
— Нет, — его глаза сузились, а руки толкнули меня ниже, от чего ягодицы вперлись в твердый бугор.
— Только не снова, — заныла. — Течка прошла. У меня там все болит. Не знаю, смогу ли я нормально стоять! — последняя фраза вырвалась с визгом, когда его тугая головка уперлась в совсем другое колечко.
— Нет, нет, нет.
Замотала головой в явном отказе. Неожиданно мир крутанулся перед глазами. Я стала лежать спиной на постели, а он грозно навис надо мной.
— Ты – моя! Никаких отказов!
— Да ты же сам упорно отказывался от меня! — возмущенно бросаю в ответ. — Какой самец в своем уме будет прогонять самку в течке!
— Это было тогда. И ты не ушла. Теперь все решено.
Этот шовинистский подход бесит меня еще больше - я взрываюсь, хотя знаю, что при альфе нельзя так себя вести, но с ним вечно слетают все запреты.
— Чертов неандерталец! Давай трахни меня снова, а затем я сбегу, слышишь!
Он хмурится, но не отдергивает меня. Выжидает, что выдам дальше? Вот я и начинаю больше давить.
— Там моя сестра! Отец при смерти! Я отсутствовала слишком долго. Я боюсь, что не застану его. Пожалуйста, Дункан.
Видя, как он моргает, осознаю, что правильно сделала, назвав его по имени. Он задумался. Поднял руку, положил мне на шею, сдавив, демонстрируя свою власть. Двинулся ею вниз, пока не накрыл мой живот.
— Ты забрела в мое логово сама. Теперь ты моя, признай это. Сейчас же!
Боже, нам будет сложно примириться, потому что я ни черта признавать не хотела. Отец всегда говорил, что я упрямая. Будь я нормальной волчицей, могла бы стать сильной альфой.
— Они мои.
От мысли о детях меня пробивает озноб, но я пока стараюсь откинуть эту новость, так как не знаю, способна ли совладать с собой. Три он сказал?
Из-за моего молчания рука опускается ниже. К ноющему местечку. И сейчас оно болит не из-за потребности, а из-за жуткого раздражения после его же пристального внимания. Слишком насыщенные были последние две ночи для моего тела.
Я гримасничаю, когда он прикасается, хотя на удивление он делает это невероятно нежно.
— Полечить?
— Нет! — категорично отказалась, ведь знаю, чем это закончится. — Спасибо, само пройдет, если не трогать, — пробурчала под нос, только от слуха оборотней ничего не скроешься, как бы тихо ты не говорил.