Отвожу взгляд. Слишком непросто слышать такие речи.

— Ты знал, кто я, когда спасал, — не спрашиваю, а констатирую факт. — Кто поставил те ужасные капканы в лесу?

— Я, — доносится неожиданный ответ.

— Что? Зачем? Они же опасны для оборотней!

— Поэтому и стоят там. Я предупредил твоего отца, чтобы на мою территорию никто не забредал, иначе поплатятся жизнью.

— Что за бред? Почему отец вообще с тобой общался и вел дела?

— Спросишь у него.

— Если он выживет, то да, — бросаю резко, но испытываю боль от собственных слов. — Он не восстанавливается. Рана, оставленная ликаном, не заживает.

Дункан хмурится, но молчит.

— Мне надо к нему, — жалобно добавляю.

— Не сегодня, — придавливает меня своим ответом. — Скоро ты поймешь, что спаривание беспощадно к оборотням. Почему волчицы даже после спаривания агрессивны? Потому что незавершенная течка всколыхивает гормоны, приводя их на край рациональности. В обед у тебя усилится зуд. К вечеру ты снова будешь молить, чтобы я покрыл тебя.

Бесит!

— Ты прав! Чувствую себя агрессивно уже сейчас! Так бы и расцарапала твою морду!

Одиночка смеется в ответ на мою угрозу.

За нашей перепалкой, я и не заметила как покончила с тем огромным количеством еды, которое попало на мою тарелку. Даже чашку с кофе опустошила. Зато он не упускает из виду ничего. Обходит стойку, забирает пустую посуду, кладет ее в раковину.

Когда же я собираюсь соскочить со стула, он неожиданно оказывается за моей спиной и блокирует, расположив руки с обоих сторон от меня.

— Что ты делаешь?

Поворачиваю голову на бок. Губы почти касаются его щеки. Меня пугает то, как он всегда застает меня врасплох своими действиями. Его поступки спонтанны. Невозможно просчитать, что он предпримет в следующую секунду.

Настоящий дикий зверь.

— Пришло время полечиться!

Моментально вспоминаю, как именно он собрался меня лечить.

— М-м-м… не стоит. К вечеру все пройдет.

Мы оба знаем, что вру. Не с моей никудышной регенерацией так точно. Однако вместо очередного спора он поступает как истинный альфа — просто подхватывает меня на руки, а затем усаживает попой на стойку. Как же легко у него все выходит! Никаких неуклюжих движений. Раз, два, и готово.

Чертова футболка опять задирается, оставляя мои ноги полностью голыми. Он скользит ладонями по икрам вверх, до самой ткани, а затем резко опускает руки и хватает мои ступки. Поочередно ставит их на столешницу, максимально широко раскрывая меня перед собой.

— Боже, не надо, — тихо мычу, но в то же время хватаюсь руками за край столешницы за моей спиной.

Мне нужно за что-то держаться, иначе просто не переживу то, что он собрался делать со мной. Жар охватывает тело, но сосредотачивается там, куда упирается мужской взгляд. Он вообще не спешит поднимать глаза. Они пристально исследуют мою плоть. Невольно замечаю, как он заводит руку назад, чтобы притянуть ближе стул, на котором я сидела мгновение назад. Умащивает туда свой зад для удобства.

— Ты чокнутый ублюдок! — гневно кидаю ему, а он даже не обращает на это внимания.

Левая рука скользит по внутренней стороне бедра, а меня пробирает до дрожи — дрожи там, в интимном месте. Я остро ощущаю, как трепыхаются мои губки. Дыхание сбивается. Шок от происходящего накрывает с головой. Если прошлая ночь на утро казалась дурманом, то сейчас все настолько реально, что я не смогу от этого отгородиться. Я слишком открыта перед ним.

— Ты такая воспалённая, — мне чудятся благоговейные нотки.

— Может, потому, что ты трахал меня всю ночь?

Я злюсь на него, себя, всю ситуацию в целом и мою проклятую реакцию. Он еще толком ничего не сделал, а тело отзывается горько-сладкой потребностью в нем.