– Никто никогда ни на одних, самых плохеньких выборах не побеждал в одиночку, всегда нужна команда.

– Нужна. Но команда команде – рознь. Поддержи Покровский другого – и никакая команда не вытащила бы тебя на вершину. Одно дело – помощь в драке от утлого интеллигента в очках и совсем другое – от двухметрового боксера с компанией хороших друзей.

– Мы говорим не о драке. Если ты не забыл, мы занимаемся совершенно легальной деятельностью, на нашей стороне – закон, а не сила.

– Ты сегодня не перестаёшь меня удивлять, – воскликнул Антонов, с грохотом отодвинул неудобное кресло и уселся в него, нервно закинув ногу на ногу. – Несколько минут назад мы перечисляли министров, из которых любого в любой момент можно за что-нибудь посадить, если действовать по закону.

– Это и есть закон.

– Это то самое дышло! По закону они, как минимум, не должны занимать своих постов. Но они спокойно сидят на своих местах и продолжают свою бурную деятельность. То есть, теперь уже беспокойно – нужно правильно угадать будущего победителя. Тебе, кстати, тоже стоит задуматься. Либо ты беспрекословно подписываешься под этой бумажкой, – Антонов бросил указующий взгляд на принесённый им проект совместного заявления, – либо с тобой начнут случаться всяческие неприятности. И первым делом – в связи с твоей дочкой, которую не стоило сажать за руль. Была бы она с водителем – либо ничего бы не случилось, либо не она была бы виновата! Теперь придётся расхлёбывать.

– Не такое уж страшное преступление она совершила. Самый беспристрастный суд вправе ограничиться условным наказанием.

– Ты согласен иметь судимую дочь? К тому же, суд имеет право применить санкцию посерьёзней. И применит, если под его окнами будет бушевать толпа граждан, разгневанных безнаказанностью золотой молодежи. И если судья получит надлежащее указание.

– И кто же у нас раздаёт указания судьям?

– В создавшейся ситуации тебя должен волновать более конкретный вопрос: кто и с какой целью даст указания судье, занимающемуся делом твоей дочери.

– Никто не имеет права оказывать давление на судью.

– Замечательно! Бесподобно! Что с тобой сегодня? Окончательно впал в детство? Судье, разумеется, будет известна личность подсудимой. И это знание уже само по себе станет давлением на него, не находишь? Ты об этом говоришь, или о том, что Покровский не изыщет возможностей через третьих и десятых лиц намекнуть бедолаге в мантии, что в определённом исходе процесса заинтересован не только ты, но и целая когорта фигурантов с противоположными интересами?

– Найдёт. Но тем самым нарушит закон и подставится под наш контрудар.

– Подставится? Ты сумеешь доказать факт давления на суд? Кто же этим займётся наяву, а не в твоих фантасмагорических мечтах? Частный детектив? Ты не хуже меня понимаешь, кто на такое способен, если возымеет потребность. МВД, ФСБ, прокуратура, СКР – кто их разберёт. Можешь поручиться в их преданности тебе, а не Покровскому?

– Я не собираюсь требовать от них незаконных действий. Вопрос не в преданности, а в существе проблемы. Расследование факта давления на суд – действие законное. Как только следователя станут принуждать к фальсификации, я смогу на него положиться, если обеспечу защиту. В конце концов, я гарант Конституции.

– Ладно, договорились. Ты победишь. И что же узнает страна? Судья вынес мягкий или оправдательный приговор дочери президента, убившей обыкновенного гражданина, коих у нас десятки миллионов, а люди, пытавшиеся обеспечить справедливость, сами попали под каток правосудия.

Саранцев молчал несколько минут, внимательно разглядывая свои ногти и не замечая Антонова. Тот, напротив, следил за движением каждого лицевого мускула президента, но тоже молчал, ожидая реакции на свою последнюю сентенцию.