Она оглядывалась по сторонам, не понимая этого, поскольку всюду видела лишь белый свет, каким представляла его в детстве, когда кто-нибудь из родителей читал ей вслух книжку, герои которой шли по белу свету, куда глаза глядят. Она таким и представляла этот свет тогда, и теперь пыталась пойти по нему, перебирая ногами. Но разве можно оттолкнуться от света? Его же нет, он – лишь обман зрения. Мы видим мир таким, каким его представляет наш мозг, а не таким, каков он в действительности. Да и что такое действительность? Как человеку судить о ней? Как понять, что существует, а что ему лишь пригрезилось? Принято считать, что движется поезд, а не телеграфные столбы за его окнами, но ведь глаза видят именно стремительно летящие навстречу столбы. Если человек стоит в центре Вселенной, то даже солнце движется по орбите вокруг него, а в космосе, чтобы понять, что вокруг чего движется, нужно ведь в первую очередь выбрать точку отсчёта. Два космических корабля, летящих рядом с одной скоростью, относительно друг друга покоятся на одном месте.

Белый космос вокруг, сон о незрячей пустоте, смесь ужаса и восторга, нужно только закрыть глаза и забыть обо всём на свете. Забыть свет. Забыть о движении и покое, о музыке и тишине.

Наташа спала, и весь мир вращался вокруг неё, как в сказке. Начавшийся день шумел за окнами, напоминая о неуклонном движении времени.


Глава 11


Антонов некоторое время молча смотрел на Саранцева, ожидая развития сообщённой тем новости. Игорь Петрович сначала упорно изображал спокойствие духа, затем отложил бумаги в сторону и коротко изложил случившееся ночью. Он ждал от главы администрации в первую очередь деловой поддержки, хотя не отказался бы и от проявления живого сочувствия.

Тот непонимающе смотрел в лицо шефа, словно ожидая продолжения и разъяснений. Не каждый день в его жизни начинался с подобного диалога. Точнее, таких рабочих моментов в его биографии до сего момента не встречалось вовсе. Выслушивая историю похождений президентской дочери, Антонов сразу испытал сосущее чувство тревоги под ложечкой, затем мелькнула предательская мысль: пора спрыгивать с подножки. К концу монолога Саранцева шеф его администрации преодолел себя и начал размышлять всерьёз, хотя предпочёл бы заниматься простой повседневной текучкой.

– Дела… – протянул Сергей, выражая сочувствие и не слишком выдавая свои эмоции.

– Как сажа бела, – раздражённо буркнул президент. – Нужно как-то выходить из положения.

– Как там Светлана? Ирина?

– Отбиваюсь от них, как могу. Кажется, удалось привести в чувство. Надеюсь, глупостей не натворят. Не знаю, спала Светка ночью или нет, но утром мне их обеих пришлось брать за цугундер. Совсем распустились. Ирина сцену устроила. Боится, что я предам дочь ради спокойствия.

– А ты не собираешься?

– Я не хочу подставляться без причины. От Покровского дуриком не увернёшься, но плясать перед ним на задних лапках из-за дочерней глупости и слабости я не собираюсь.

Сергей молчал несколько минут, вызвав у своего шефа заметное беспокойство, затем неожиданно спросил:

– Как его зовут?

– Кого? – искренне не понял Игорь Петрович.

– Ну этого, погибшего?

– Понятия не имею. Какая разница?

– Думаю, следует подготовиться к любому развитию событий, в том числе неблагоприятному. Только осторожно. Расширять круг осведомлённых не стоит.

– Так зачем тебе его имя? – всё ещё не понимал Саранцев, желавший постигать все существенные истины, встававшие на его пути к власти.

– Можно осторожненько продумать официальное сообщение в ответ на возможное появление публикаций. Ты говоришь, покойный нарушил правила движения?