Государство может потребовать избавиться от всего негосударственного, тогда злятся на него и называют его несправедливым. Левиафаном зовут его тогда. Но возможно, что оно вдруг «подобреет» и разрешит нести еще что-то помимо себя – тогда свободой называют они это и радуются своему кусочку Дороги, уважают они тогда себя за то, что каждый имеет право на свой личный глоток пыли, на свою собственную форму камней… и радуются эти сапиенсы счастью своему…
О бессмертии…
Весь путь копят камни они: одни выбрасывают, другие меняют, некоторые же, самые отчаянные, высекают их прямо из скал – все это опытом и знанием называют они. Так проходит их жизнь.
Но когда чувствуешь дыхание вечного «Все проходит», невольно, ощущаешь и тяжесть своей ноши. Тяжесть становится свинцом вечных истин и потому надо избавляться от нее. Но выбросить свои камни можно было только в молодости, пока они еще не вросли в тебя, не сформировали тебя, теперь же придется раздавать и упрашивать, чтобы взяли.
Отдавая эти осколки Разумности, они отдают самих себя и от того, что дают они и что берут у них, зависит будут ли идти они, будет ли живо то ради чего жили они. Взвалить свою тяжесть на плечи потомков – вот задача каждого из них в канун небытия. И если твои камни обычны, то передаешь лишь опыт, если же ты был точильщиком своих камней, то знания передаешь; и пока они будут с ними – будешь и ты как создатель их, как тот, кто, в их понимании, создал нечто новое и полезное… но все новое есть отход от утраченной совершенности, все новое есть гарантия того, что монолит совершенства собран уже никогда не будет, и в этом злая шутка божественности.
…Но были и те, кто выбрасывал камни на Дорогу. И по тому, как они это делали можешь определить сущность их: слабость или силу. Слабые бросают потому, что уже не в силах больше идти, дух тяжести уродует им не только душу, но и тело. Сильные же сбросив одну ношу, взваливают взамен другую – презрение ко всем, кто еще окружает их, этих заложников своего одиночества. Слабые гибнут под градом камней общества, сильные же сами топят все вокруг.
…Некоторые путники посвятили всю жизнь тому, что собирали камни на тропинках войны – такие гладкие отточенные, готовые убивать…
…Смерти нет. У вьючного животного смерти нет, ибо жизнь его есть работа и серьезность, а смерть – высшая степень несерьезности. Пока есть человек, пока есть кто-то, кто называет себя и понимает себя, она невозможна для него. Смерть возможна только через осознание себя как не-человека, только через расшвыривание камней в головы еще идущих…
…Умереть, подарив камни, которые приняли, в обмен на свои собственные, – значит стать бессмертным, расшвырять камни всех, кто собирал их в прошлом и будущем, значит стать врагом самой смерти, поставить себя вне Дороги, взлететь… ибо, что удерживает тебя от полета, кроме того, что сам ты насобирал и чем тебя нагрузили?
…тяжело бессмертному… витает он как тень среди узников своего незнания, не смелости, не своего «Я». Страшно ему за них потому, что даже клич его, сотрясающий скалы, не привлекает внимания их. И поэтому говорит он лишь с тенями своими: Одиночеством, Истиной, Уверенностью и Смешным Умершим Человеческим Страхом. И тихо шепчут они ему: «Ты хочешь, чтобы тебя заметили? Отправляйся же тогда к себе, уходи в свой мир. Что забыл ты здесь? Пепел и грязь уже слетели с тебя, уходи же, ибо Вечности тоже бывает одиноко… давно ждет она тебя».
Глазами бессмертного
Пыль. Суетою называете вы что-то, что должно помочь вам осознать себя. Правильность во всем, даже в отрицании самих себя – вот постулат ваш. Превзойти суету – значит свыкнуться с ее существованием… Дорога ваша всегда в пыли, она забила вам уши и потому не слышите вы уже не только музыку, но и топот свой, от того кажется вам, что одиноки вы. Пыль стала видением вашим и потому серо все для вас и безрадостно.