– Уф! – отец отдувался, упершись руками в колени и утирая мокрый лоб.
– Ага – брат обессилено рухнул в траву, аккуратно потрогал затекший глаз.
Я промолчал. Чего тут говорить, все и так было ясно.
Отдышавшись, отец заговорил:
– Вот что, сыны, без грибов мы приехать можем, но без ведер…
Мы с братом переглянулись – нам очень не нравилось начало разговора, особенно брату, ему крепко досталось. Отец продолжил, посмеиваясь:
– Возьмем березовые ветки и будем изо всех сил отмахиваться. Мы с тобой – взгляд на меня – будем отмахиваться, а Леха хватает ведра и ходу.
Мы снова переглянулись, обреченно вздохнули и направились в сторону злосчастной поляны.
Нас встретил зловещий гул. Мы с отцом принялись изображать вентиляторы, а Леха подхватил свое ведро и… принялся складывать в него рассыпавшиеся грибы.
– Брось! Хватай ведра и бежим! – голос отца не предвещал ничего хорошего, но Леха упорно собирал грибы…
Перрон. Народ собрался разный – дачники, рыбаки с удочками, веселая компания молодых ребят и несколько грибников с полупустыми ведрами. Последние посматривали на нас со смесью зависти и злорадства – брат собрал ВСЕ рассыпанные грибы, и мы с отцом теперь выглядели так же, как он. Наконец пришла электричка, и мы забрались в вагон. Я прижимался пострадавшей щекой к прохладному стеклу, изредка подвывая, брат тоже, отец страдал молча….
Мы шли домой, ведра оттягивали руки, опухшие лица и руки нестерпимо зудели, но мы улыбались. Встречные тоже улыбались, но что-то мне подсказывает, что от радости за нас…
Бар «Верста»
История первая
Колеса старого, пожившего «Форда Эскаладо» еле слышно гудят, наматывая километр за километром старой, разбитой трассы. По обеим сторонам тянется мрачноватый заснеженный ельник, иногда в прогалах мелькают поляны с заваленными снегом стогами. То ли с осени бросили, то ли для зверья оставили. В этом медвежьем углу зверья хватает.
Из приемника, временами перемежаемый свистом помех, льется голос Синатры. «Strangers in the night». Прямо-таки про меня песня, ночь как раз подбирается на мягких лапах, и фары то и дело выхватывают из снежной круговерти очередной поворот. Никого на трассе. Здесь редко бывает много машин, только весной и осенью, когда народ устремляется из городов на охоту и рыбалку, да грибники целыми ватагами выезжают на свой неслышный промысел. Ну и дальнобои, как без них? Эти круглый год катают по стране, и в наш глухой угол тоже что-то везут.
А сейчас январь, глухозимье, только-только закончились праздники, так что ждать гостей не приходится. Но не закрываться же?
Тусклая вывеска, гордо гласящая Бар «Верста» показалась из-за поворота. Точнее, я ее угадал в пурге по едва видному мигающему свету. На площадке перед баром, залитой теплым желтоватым светом из большого окна, заменяющего фасад, стоит одинокий грузовичок. Давненько стоит, у колес собрались небольшие сугробы. Значит, скоро поедет. Здесь надолго никто не задерживается.
Скрипнули тормоза, я приткнул машину чуть в стороне – нечего гостевую парковку занимать. Прихватив с соседнего сиденья полупустой термос, я вышел из машины, постоял пару минут, с наслаждением вдыхая пахнущий снегом воздух, и шагнул к двери в бар. Но открыть не успел. Дверь открылась сама, и навстречу мне шагнул крепкий мужик лет тридцати. В руке он нес такой же, как у меня термос. Окинув меня взглядом, мужик остановился недалеко от крыльца, вытер покрытый испариной лоб и потянул из кармана пачку сигарет. «Кент». Я, пока не бросил, такие же курил. С наслаждением закурив, мужик казал негромко, глядя в темноту:
– Пуржит.