Солдат «бригады Рональда» называли по-разному, в зависимости от того, как к ним относились, то есть боялись или восхищались. Среди агентов разведок самым употребительным эпитетом был «палачи». Прозвище подчеркивало безжалостность и холодную жестокость, с которой сотрудники службы безопасности истребляли врагов Республики. В народе же их часто называли «тенями», «крадущимися в ночи», восхищаясь умением и мастерством, с которым им удавалось незаметно добираться до самых сильно охраняемых и могущественных персон.

И вот теперь двое из них тихо передвигались по темному, усыпанному камнями и остатками костей проходу пещеры. Шли на ощупь, попытки присмотреться во тьме так ни к чему и не привели, уж слишком глухим был проход, и, скорее всего, даже днем солнечные лучи не могли пробиться сюда. Сделав еще несколько осторожных шагов, путники остановились и решили пойти на крайние меры.

Идущий впереди Гаврий что-то тихо прошептал Профессору, а затем достал из полы плаща маленький флакон. Открыв пробку, капнул немного пахучей вязкой жидкости себе на палец и аккуратно протер слизистую оболочку глаз. Резкая боль заставила его сморщиться и конвульсивно затрясти рукой. Ядовитая жижа проникла в глаза и сжигала их изнутри, по щекам побежали потоки слез. Щурясь и пытаясь дышать медленно, Гаврий ждал, превозмогая боль, пока резь ослабнет, а потом совсем уйдет. Когда этот долгожданный момент все-таки наступил, глаза постепенно открылись.

Теперь он видел, видел в абсолютной тьме. Экстрактная мазь, регулярно получаемая спецслужбой от магов, сделала свое дело. Взяв за руку Профи, он, как собака-поводырь, осторожно вел его вниз по наклонному проходу.

Если бы зелье приняли оба, то пошли бы гораздо быстрее, однако могли бы оказаться совершенно беспомощными перед внезапно появившимся врагом. Дело в том, что загадочная жидкость перестраивала на краткое время сетчатку глаза, неожиданный выход в более освещенное помещение или встреча с врагом, держащим в руках факел, привели бы к временной слепоте, длящейся всего несколько секунд, которых порой вполне достаточно, чтобы лишиться жизни.

Коридор вдруг перестал спускаться, стал немного шире, и под ногами больше не было щебенки, перемешанной с полураскрошенными костями. Каменный монолит совершенно неожиданно уступил место хорошо сохранившейся кирпичной кладке. Теперь это был не скальный проход, а ровно выложенный кирпичом и брусчаткой тоннель, ведущий куда-то в глубь скалы.

Они прошли еще немного, осторожно переступая с пятки на носок по каменному полу, пока Гаврий не застыл на месте и не начал судорожно тереть глаза, вновь причинявшие ему адскую боль.

– В чем дело, действие заканчивается? Так вроде бы рано…

– Свет, свет впереди!

– Но я не вижу…

– Ничего, скоро заметишь…

Глаза под действием мази чрезвычайно чутко реагировали на появление света. Пройдя еще немного, они увидели отблески факела, находившегося где-то там, впереди, за поворотом коридора. Гаврий остановился и усиленно заморгал, заново привыкая к свету.

– А все-таки ты был прав, маркиз действительно здесь, – прошептал он своему напарнику.

– Здесь, а где же ему еще быть, не в болотах же с василисками да кикиморами отсиживаться. Я в храме давно был, но помню, там, в принципе, ничего, обосноваться можно, даже камин во второй зале имеется.

– А в первой?

– Статуи да могильники. Те, что храм строили, а происходило это еще о ту пору, когда Кодвуса в помине не было, странные привычки имели, своих покойников прямо тута и хоронили.

Закончив обсуждение ритуальных причуд древнего народа, солдаты двинулись дальше и вскоре оказались посреди огромной залы, в которой было не менее тридцати каменных саркофагов, расположенных тремя правильными рядами. Свод залы подпирался шестью массивными колоннами. Помещение сильно напоминало большой собор, за исключением того, что окон, конечно же, не было. Какие могут быть окна, если потолок залы находился под землей на глубине эдак тридцати метров?