На великий пост, в апреле 1996 года, вновь решил попытать счастье и поехал в Никольское на соборование с прихожанами своего храма. В соборе шла война владыки Ипполита (Хилько) и семьи благочинного, у священников просто не было сил проводить маслособорование.

Я ещё застал время, когда схимник сам соборовал ораву страждущих. Но после меня буквально выперли из приёмной, где батюшку дожидались священники и диакон с матушкой.

– Выйди. Погуляй. Тебе здесь нельзя находиться, – властно заявила послушница.

Спрашиваю.

– Куда, матушка?

– Да хоть в храм, посиди, погрейся. Потом придёшь.

Расстроенный до невозможности, возвращаюсь в пустой после таинства храм. Не успел я сесть поудобнее, вбегает дрожащий от ужаса послушник и умоляющим голосом просит меня помочь вычистить половину подсвечников в храме. Говорю, что никогда в жизни их не чистил.

– Я покажу вам, только помогите. Мне к двенадцати картошку на кухню чистить, я не успеваю.

Соглашаюсь и впервые в жизни чищу подсвечники от воска и масла. Время бежит и я понимаю, что приём у батюшки накрылся окончательно. Но вот всё. Подсвечники чистые. Мы прощаемся. Возвращаюсь к Зосиме. Как только я открыл дверь, на меня с дикой яростью набросилась послушница.

Свято-Успенский-Николо-Васильевский-монастырь. На переднем плане храм святителя Василия и первый по времени служебный корпус, где и принимал в девяностых схимник. Attribution-ShareAlike 3.0. Автор: rsvisual.

– Где вы лазите? Батюшка едва живой и ждёт только вас одного. Его уже кололи.

– Не орите. Подстроили всё, а теперь мозги лечите.

Краем глаз заметил её изумлённый взгляд. Как вдруг раздаётся голос отца Зосимы:

– Пусть войдёт.

Вхожу в крестильную, где за пять лет до меня прошла бездна народа, от нищих и калек до нуворишей-депутатов. Он смотрит на меня и говорит:

– Садись.

Оглядываюсь, куда сесть. Стоят два жёстких кресла с подлокотниками. В одном из них лежит огромных размеров кот, развалившись на всё сиденье. Красивый до невозможности. Дрыхнет, пушистый гад, и во сне то и дело выпускает острейшие когти, так что от желания погладить его не остаётся и следа. Даже во сне было видно: животное с характером.

Этим котом батюшка Зосима расплатился со мной за июльский конфуз. Нечего видеть то, что и так видно всем. А до меня это дошло спустя много-много лет. Вдруг озарило. Да ведь он смеялся надо мной. Фамилия-то у меня самая что ни на есть кошачья – Кот. Коротко и ясно. Так на тебе кота в отместку. Вот вам и обыкновенная батюшкина прозорливость. Но и это не всё. Пройдёт восемнадцать лет и война в Донбассе соединит в убогой колобовской квартире на пять месяцев двух котов, человека и животное, не переваривавших друг друга.

Дальше этого беседа не пошла. На все мои вопросы я получал такие ответы, хоть плач. Под конец «духовного» общения я попросил благословения найти работу и не получил его. Стало ясно – пора убираться. Незваный гость хуже татарина. Поднялся, сказал, что ухожу. Умученный монах только кивнул мне вслед – иди. Я же был на пороге, когда услышал негромкий, но властный голос батюшки.

– Постой. Я жду от тебя озарений. А теперь иди.

Это было мгновение – Зосима открыл своё лицо провидца и тем самым предрёк, что ждёт меня в этом мире. Озарения. Смешно и страшно – одними «озарениями» сыт не будешь. Да и откуда этим озарениям взяться?

Закрыл дверь. Крестильная была пуста. Перекрестился. Расстроенный услышанным, поехал на станцию. Доехал до железнодорожной станции Великая Анадоль, купил билет на электричку. До поезда оставалась ещё время. Вышел на перрон. Ледяной ураганный ветер чуть не сбил меня с ног. Прошлогодние листья и пыль закручивались вихрем в спираль и танцевали свой колючий танец. Посмотрел в сторону путей. До поезда оставалось с полчаса. Уходить в холодное здание станции не хотелось.