«Я пошлю тебя далеко на север. Там не будет таких священников (надушенных французским одеколоном). Они будут ходить в кирзовых сапогах», – сказал мне Господь перед переездом в Россию. Шуйский кафедральный собор. общественное достояние.

– Вы когда-либо исповедовались? – спросил меня монах.

– Нет, – отвечаю.

– Постарайтесь вспомнить все свои грехи, начиная с семи лет. Возьмите ручку и тетрадь, посидите, подумайте, что и когда вы сделали плохого. Вспомните, запишите. Утром приедете на службу.

На утро с тетрадью грешника приехал в храм. Восьмое августа, память преподобного Моисея Угрина (то есть венгра). Он пострадал от графини польских кровей. От кишинёвской полячки с колдовскими приворотами и футбольными корнями сбежал и я. Одна история на двоих с интервалом в девятьсот лет.

Вначале мне объяснили, что опыт церкви – это прежде всего опыт мистического богословия. На исповеди невидимо стоит Сам Господь Иисус Христос. Он и только Он Своей властью принимает и отпускает грехи.

Исповедь шла около часа. Священник стал белее первого снега. Он просто потерялся из-за особенностей моей психики. Я помнил практически всё, что произошло со мной, начиная с трёх лет.

В конце концов он принял мою исповедь, отпустил грехи, долго читал какую-то молитву и выразил надежду, что я буду ходить в храм и что мне обязательно нужно готовиться к причастию. Всем остальным он просто сказал:

– Сегодня исповеди больше не будет.

Священник быстрыми шагами уходил в алтарь. На его глазах стояли слёзы. Я понял, что сегодня мне здесь больше делать нечего и пошёл на автостанцию.

Невозможно описать состояние человека, которому реально простили все его грехи за двадцать лет жизни. Солнечный свет стал другим. Он ожил и согревал, ласкал лицо и руки, хотя день был на удивление холодным. Я мгновенно попал в другой мир. Мир, где нет вражды и ненависти, лжи и зависти, гордости и растления.

Другими стали и люди. Они приветливо, не понятно от чего, улыбались мне краешками губ. Несмотря на ледяной ветер, изнутри шло ласковое тепло. Все прохожие вызывали у меня чувство радости, как будто навстречу шли очень близкие люди. Внимательность и забота ко всем переполняла сердце. Я понимал, что это результат чистосердечной исповеди и долго такое состояние мне удержать не удастся.

Ко мне возвратилась Пасха 1992 года. Таким я себя давно не чувствовал. С плеч упала тяжесть зла и грязи весом в тонну.

Если Бог прощает, то падшие ангелы не забудут такого вовек. Вся работа вражьей силы за двадцать лет полетела коту под хвост. И война началась. Война за возврат потерянных кандалов.

Конечно, мстят не только невидимые миру духи, но и люди. Особенно те из них, что быстро нашли общий язык с Велиаром.

В конце июня 1992 года под эгидой мэрии Санкт-Петербурга на Кировском стадионе в течение пяти дней проходил Всемирный конгресс Свидетелей Иегова.5

Меня занесло туда по одной причине – немецкая семья «старших братьев», принимавшая меня в Германии, назначила мне встречу на «нейтральной территории». Они очень хотели меня видеть.

Не прошло и трёх дней, как все участники всемирного шабаша «от Иеговы» были в волдырях, ожогах и просто покраснениях от поцелуев злого питерского солнца. Тридцатиградусная жара, тончайший, приполярный уровень ультрафиолета и вот итог. Мы все красные как раки, а те, кто просто жил, учился и работал в городе на Неве, купались, загорали, ходили в майках и летних рубашках, ничем подобным не отметились.

И, что самое интересное, все делали вид, что с ними ничегошеньки не произошло. Как будто так и надо. «Пошёл первый Ангел и вылил чашу свою на землю: и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу его».