– Пока не ушла, – ответил Дима, решив не тревожить Машеньку этими неприятными подробностями. – Сегодня оставил ее на хозяйстве, пусть немного отвлечется. Она успела привязаться к тебе.

– И к тебе тоже. Сейчас самое время – достаточно немного надавить, и она станет твоей.

– Не собираюсь я на нее давить! – вскинулся он, от волнения повысив голос. Но тут же спохватился, продолжил тише. – Я все ей рассказал. Ладно, не все, только главное. Ты ведь тоже не представляешь, каким я скоро стану. Она не согласится, и сам я не хочу... Мне кажется, я могу причинить ей вред. Не уверен, что сумею сдержаться.

– Какое тебе дело до их судеб и их блага? – вкрадчиво пробормотала Машенька.

Что-то знакомое почудилось в ее словах, в интонации, в прищуре глаз, превратившихся в хитрые щелки. Как будто на краткий миг это хрупкое тело занял кто-то другой, а не его давняя подруга, помощница и хозяйка, которую Дима знал и чувствовал едва ли не так же хорошо, как самого себя.

– До их – никакого. А вот ее судьба мне небезразлична. И твоя тоже, – осторожно ответил он. Неожиданно она рассмеялась, слабо, почти беззвучно, но с неподдельным весельем.

– Ах, как это по-человечески! Ты действительно многому научился, мой несчастный яогуай!

От этого слова он дернулся, будто от пощечины. Яогуай. Демон. В последний раз его называли так сотни лет назад, до того, как он был проклят, перебрался в другую страну и сменил множество имен.

– Кто ты?

– А ведь клялся найти меня! И как же ты собирался это сделать, если дальше своего носа не видишь? Воистину, дурака учить – только портить, – хихикнула она совсем по-девчачьи.

– Нет. Нет-нет-нет-нет! – вскрикнул он и отшатнулся, как ужаленный.

За спиной с грохотом упал стул. На шум прибежала медсестра и окинула палату сердитым взглядом. Дима не обернулся, продолжая смотреть на Машеньку так, словно видел впервые.

– Простите нас, дорогая, – сказала она медсестричке. – Мой внук слишком обо мне волнуется. Он будет вести себя тихо, правда, Димочка?

Он кивнул, и девушка скрылась, притворив за собой дверь. Дима поднял стул и вернулся на место.

– Если хотел насладиться своим триумфом и растоптать меня окончательно, считай, что тебе удалось, – процедил он сквозь зубы. – И сколько жизней ты сменил, наблюдая за мной?

– Ты что же, всерьез полагаешь, будто являешься единственной целью моего существования? – искренне удивилась Машенька. – Впрочем, в этом моем воплощении мы были близки, и многие годы я действительно посвятила тебе. Даже задержалась дольше, чем следовало.

– И я должен быть тебе за это благодарен?

В его голосе звучали разочарование, злоба и отчаяние – все, что он сейчас испытывал и скрывать не собирался. А ведь верил, что она близкий друг и помогает искренне, от чистого сердца. Значит, все было ложью? Очередной насмешкой перед тем, как наконец его отпустить?

– Ты права, я дурак. Отупел и размяк от такого жалкого существования. Решил, что людям можно верить. Это было хорошим уроком.

– Нет, – выдохнула она, опустила веки и подняла не сразу. Кем бы она ни была в прошлой жизни, в этой ее время истекало. – Все было по-настоящему. Я бы не смогла обманывать твое чутье так долго, да и к чему?

Усмиряя в себе гнев, Дима одновременно прислушивался к той, что лежала рядом. Ноздри его чуть дрогнули, ловя ее запах: никакого страха, боли, предчувствия смерти, лишь покой и немного усталости. Если бы он был внимательнее, давно бы понял – не в силах обычный человек так владеть эмоциями!

– Думаешь, теперь я тебя прощу? – спросил он, дав ей немного времени, чтобы собраться с силами.