Мы с начальником вышли из офиса и отправились вдоль шумной Можайки почти что по Арбату. Ну, точнее, мимо Арбата, да и то одинцовского. Начальник провожал голодными глазами всякие «КФС» и «Иль Патио», но я упорно шла дальше, даже мимо любимого собора Георгия Победоносца. Меня так и тянуло перекреститься на золотые купола и красные стены с белыми кружевами, но я сдержала порыв. Лишь мысленно прощалась с немножко суетливым, но таким живым и настоящим центром города. Разве смогу я найти работу где-то поблизости?..

– А ты чего молчишь, Шилова? – усмехнулся начальник. Я продолжала упорно разглядывать собор. При свете солнца стены отливали не столько красным, сколько нежно-морковным – очень красиво и завораживающе. Поэтому ляпнула не особо задумываясь, впрочем, как и всегда:

– Да я боюсь вас как огня!

– Какагня? Это древнетибетский монстр? – удивился Игорь Михайлович.

– С чего это? Наш это, одинцовский, – обиделась я за неизвестного мне Какагню.

– Я не слышал про такого… – начальник развел руками. – Откуда он взялся хоть?

– Да вот же… – я растерянно осмотрелась, а потом вспомнила про Вечный огонь. – Вон оттуда. Пойдемте покажу и расскажу. Кто ж кроме меня?

И мы пошли к мемориалу Славы по чистенькой и ухоженной аллее.

– Слушайте же, – начала я свой рассказ. – Давным-давно, когда еще не было нашего славного города Одинцово, жил-поживал монстр Какагня. Был он очень внушительный, весь покрытый густой черной шерстью, страшный-страшный на вид, но добрый-предобрый внутри. Какагня жил тут совсем один и даже не знал, что во всем мире есть кто-то кроме него. Но вот однажды начали тут селиться люди, первые одинцовцы. Увидел их Какагня и вышел посмотреть, что за чуды-юды тут завелись. А для одинцовцев сам Какагня казался чудой-юдой. Испугались они его сильно, но не нападать начали, а всякие дары подносить, чтобы задобрить. Кстати, конфеточку хотите? – я достала из сумочки «Коркуновочку» из темного и молочного шоколада, мою любимую и мою последнюю, протянула начальнику.

– Спасибо, Шилова, – вежливо поблагодарил он. – Ты продолжай-продолжай. Интересно же!

– Так вот! Одинцовцы приносили Какагне всякие дары, – я с сожалением посмотрела, как конфетка пропадает во рту Игоря Михайловича. – А он урчал от радости и все с удовольствием пробовал. Но одинцовцы совсем не понимали языка Какагни, поэтому им казалось, что внушительный монстр рычит от злости. Близко к нему старались не подходить, но дары все несли и несли. Какагня, а я напомню, что он был сама доброта, не мог отказать одинцовцам. Однако живот его так раздулся, а крепкие и большие челюсти так сильно устали жевать, что Какагня от обиды даже заплакал. И никто, представляете, никто из одинцовцев не решался подойти к бедному Какагне! Лишь одна маленькая девочка – между прочим, очень умная и очень старательная – пожалела несчастного. Она вырвалась из рук родителей и подбежала к монстру. Хрупкие ручки девочки зарылись в шерсть Какагни, и она принялась гладить его животик, как всегда ей делала мамочка. Почувствовал Какагня, как проходит его боль, он успокоился и прижал девочку к себе. Так одинцовцы поняли, что Какагня – это хранитель их, защитник и вообще. Место это стало священным, да так и остается священным до сих пор. Но сама история обернулась давно забытой легендой, а образ Какагни потихоньку превратился в то, что привычно глазу – в мужчину. И выражение «бояться Какагня» стало нашим привычным «бояться как огня». Огонь, кстати, горит вечно.

Мы давно уже стояли напротив мемориала Славы и вовсю разглядывали советского солдата, прижимающего к себе маленькую девочку. Его сильные руки и несгибаемая воля защищали самое драгоценное, что есть в мире – свою семью и нашу Родину. У меня даже слезы на глаза навернулись в память о добром монстре Какагне. Я прижала руки к груди и шмыгнула носом, чувствуя, как внушительно молчит рядом Игорь Михайлович.