– Привез. На планерке сегодня так интересно рассказывал об этом проекте, о перспективах и возможностях, что мы даже заслушались. Но…

Анна нахмурилась, услышав ее голосе странную нерешительность.

– Что? Говори как есть…

– Да все хорошо. Ничего страшного, – замялась Светлана.

От этого «ничего страшного» у Анны екнуло сердце.

– Что ты мямлишь? – заорала она в трубку. – Завтра уволю тебя к чертовой матери, чтобы нервы мне не трепала. Говори! Ну?

– Ой, простите, – затараторила Светлана. – Дело в том, что я сегодня случайно услышала разговор Мирона с кем-то. Он обещал, что все будет нормально, и просил еще денег за услугу.

– За какую услугу?

– Этого я не знаю.

– Понятно, – Анна подала плечами. – Думаю, это не криминально – с кем-то обсуждать личные проблемы. Но ты молодец!

– Спасибо, – Светлана облегченно вздохнула.

– На здоровье, – Анна шмыгнула носом. – Проклятая простуда! Ну, ладно, работайте. Я сегодня удаленно поработаю, надеюсь, завтра будет лучше. Если нет, позвоню тебе с утра. Все, отбой.

– Выздоравливайте, – успела пискнуть секретарша, прежде чем в ухо ей ударили громкие отрывистые звуки прерванной связи.

Анна, бросив трубку, опять откинулась на подушку и задумалась: «Как летит время! Симочке уже пять исполнилось, мамы нет почти тридцать лет, папа уже десять лет в Ялте живет…»

У жизни свои программы, годовщины, сезоны, вехи. Что ни месяц, то какая-то дата! Приходы, уходы, встречи, потери… День расставания с мужем, год окончания школы, день рождения дочери, дата отъезда отца, день смерти матери… Годовщины, сороковые дни, юбилеи, похороны, встречи и прощания. Вся жизнь – сплошные цифры, личный календарь, свое летоисчисление. Вот так жизнь и проходит. Пролетает. Проносится.

Дни, словно листки отрывного календаря, срываются, ускользают, гаснут, меркнут. Мелькают, стирая память, растворяются в немыслимой дали, становятся призрачными, предаются забвению. Мы забываем порой то, что казалось незыблемым и нерушимым: имена учителей и одноклассников, лица однокурсников, названия улиц, номера домашних телефонов… Потом забываем дорогие черты любимых, не помним их голос, походку и привычки…

Память безжалостна и неумолима. Она сама решает, что забыть, а что помнить. Что сохранить, а что уничтожить. И, оглядываясь назад, мы порой с ужасом осознаем, что потеряли в этой жизненной суматохе что-то важное, упустили что-то главное, отказались от самого заветного…

Анна вздохнула и вдруг почувствовала, как горячая слезинка выкатилась из глаза и поползла по щеке. Так всегда бывает. Стоит ей подумать о матери, которой она не знала совсем, сразу становится так тяжко, будто кто-то душит, давит на грудь, сжимает сердце.

Чтобы не расстраиваться, Анна достала телефон и набрала знакомый номер. На другом конце никто долго не отвечал, но она упорно ждала, спокойно слушая равнодушные гудки в трубке.

Ее упорство вознаградилось сполна, когда она, наконец, услышала долгожданное:

– Да?

– Папа! – она всхлипнула. – Боже мой, как я соскучилась! Почему ты трубку не берешь так долго?

– Что такое? Ты плачешь, Анечка? – встревожился отец.

– Нет, просто очень соскучилась!

Отец, чуть успокоившись, заторопился, по привычке экономя ее время и деньги:

– Как Серафима? Что делает? Подросла, наверное? Когда приедете?

Вопросы так и сыпались…

Анна, улыбаясь, не спеша, обстоятельно, рассказывала отцу о своих новостях, об успехах Симы, о планах. Отец слушал внимательно, все уточнял, восторгался успехами внучки. О себе рассказывал скупо, напомнил об обещании погостить у него этим летом. Потом, спохватившись, опять заторопился, стал прощаться и, наконец, передав Симе тысячу приветов и поцелуев, повесил трубку.