На первом снимке я запечатлел, разбитый до ужаса магазинчик, который стоял брошенный и никому не нужный. Наверняка, в лучшие времена его хозяин имел хорошую прибыль и успех среди местных, но кого это теперь волнует? На втором снимке, я видел разбитый бомбами центр города, убитые улочки. На стенах некоторых зданий до сих пор остались следы крови и пуль. Такая картина казалась для меня настоящей и жуткой одновременно. Ни один заказной репортаж не сравнится с тем, что я наблюдал из прицела своего объектива, проезжая мимо всего этого.

Третий снимок показывал, как мама маленькой девочки наливала воду из местной канализации. Глаза этого ребенка, довольно четко и ясно давали понять то, какой ужас они видели. И все это в дикую жару.

Проезжая мимо местного госпиталя я сделал четвертый снимок. Оторванные конечности, гангрены, люди без глаз или ног, просящие друг у друга хоть какой-то помощи, не вызывали у меня никаких чувств. Вернее, я был просто ошарашен и не очень уж и соображал, чтобы что-то чувствовать. Я был просто в шоке. Я решил, что четырех таких кадров мне было достаточно для того, чтобы меня стошнило.

Я попросил остановится у ближайшей заправки, если все что от нее осталось можно было ею назвать.

– Не парься писака, мы как раз приехали. – сообщил водитель.

Мы остановились, военные вылезли из машин и начали исполнять свои обязанности. Я заметил, что они ведут себя так, будто они здесь хозяева. Нехотя двое бедолаг по приказу начали выгружать запасы нашей страны, которыми мы должны поделится. Это я тоже решил запечатлеть, чтобы показать заказчикам, куда ушли их средства на эту статью. Мол смотрите, наша армия помогает другим странам. Вон сколько еды отдали.

Побродив и сделав несколько снимков доблестных миротворческих солдат, я решил пройтись по окрестностям. Предупредив об этом командира, с которым приехал, я двинул в сторону некогда жилых домов. По объяснениям военных там было безопасно и меня никто не должен был тронуть.

Пройдя пару разрушенных домов, я наткнулся на один более-менее живой экземпляр. У этого дома хотя бы цела крыша. Я решил сделать несколько снимков снаружи, а потом и попробовать подняться наверх, чтобы запечатлеть местные виды.

Войдя внутрь дома, я увидел груду разбитых кирпичей, гильзы и лужи крови. Все это настолько смешивалось с ним самим, что без всей этой разрухи я не мог представить эти комнаты другими. Я снова сделал пару фото. Было мерзко.

Поднявшись на последний этаж, я вошел в первую попавшуюся квартиру. По крайней мере, она еще была похожа на квартиру несмотря на то, что здесь уже давно никто не жил. Делая медленные шаги вперед по коридору, я все больше надеялся на то, что жильцы дома уехали или хотя бы спаслись собственными силами. Мне не хотелось представлять картину, в которой мертвая семья прямо сейчас лежит под завалами, либо в яме для трупов.

Квартира была довольно необычной планировки. Прямо располагалась гостиная, слева была кухня и ванна, а с права спальня. Возможно, в лучшие деньки она была очень уютной, и жильцы очень ее любили.

Пройдя немного вперед, я вошел в гостиную.

На полу лежала мягкая игрушка, на взгляд было не понятно, то ли это плюшевый медведь, то ли что-то похожее на крысу или кота. Осматриваясь вокруг, я обратил внимание на многочисленные отверстия от пуль. Кажется, это был довольно крупный калибр.

Зеленые обои были обожжены, а где-то их и вовсе не осталось. Комната была явно не в лучшем своем состоянии, по крайней мере, я бы не стал здесь жить. Обшарпанные войной стены, побитая мебель, куча изорванной макулатуры, которую раскидало взрывной волной. Здесь все напоминало о войне.