– Какой, к ядрёной фене, промысел?! – голос Максимки повысился. – Ты вообще в этом мире живешь?!

– Я-то? Уж в этом мире живу, сынок, и прекрасно понимаю, что происходит. Пацаны со двора прыгнули в кузов, и ты вместе с ними хвостиком? Чтобы стыдно не было?

– Дай пройти…

– Одумайся, дурья ты башка! Ведь ничего не знаешь о войне! Ничегошеньки! Там убивают, понимаешь ты это?!

Но Максимка продолжал протискиваться к двери, старательно пропуская мимо ушей слова отца. И тогда Сергей не выдержал, схватил сына за ворот свитера и притянул к себе.

– Отсидись здесь по-тихому. Тебя не хватятся. Ежели придет кто, так скажем, что в лесу ты, со мной! А они так далеко за тобой одним не попрутся.

Максима это ни капли не переубедило.

– Сгинешь же! Убьют тебя! Убьют! – кричал Сергей, лицо которого выражало ненависть и заботу одновременно. Максимка сопротивлялся и в конечном счете вырвался из крепкой хватки, а затем упал на пол. При виде родного сына, лежащего на полу, в голове Сергея подобно наваждению появилось воспоминание из далекого прошлого. Еще совсем шкет с молочными зубами лежит Максимка на земле, громко плачет и держится за ножку, которую вывихнул, когда сорвался с яблони. Бледное личико блестит от слез, в светлых волосах грязь. Кричит он жалобно:

– Папенька! Папенька!

И Сергей, бросив начищать ружье, бежит на крыльцо, видит хлипкое тельце рыдающего сына и кидается его обнимать, успокаивать, шептать на ушко, что боль пройдет, нужно только потерпеть. Тогда ему показалось, что он потерял сына, единственное родное ему и близкое создание на этом свете. Нет у него больше ничего за душой, кроме Максимки.

И вот теперь, после стольких лет, прожитых вместе, сердце его словно током ударило, как тогда.

      Теперь это уже не тот пацан, что был много лет назад. Перед ним стоял мужчина – крепкий, ловкий и выносливый, двадцати двух лет от роду. Будто с него рисовали все эти плакаты с солдатами, развешанные тут и там.

Не вставая с пола, Максимка крикнул:

– Лучше там сдохну, чем в дыре этой!

И, вскочив на ноги, направился к двери. Сергей не сдается и еще раз пытается убедить его бросить это дело. Вдруг одумается!

Но Максимка уже залез в кузов к товарищам, поцеловал в щечки провожающих девчонок, помахал всем собравшимся, и грузовик тронулся.

Последний раз Сергей плакал, когда погибла жена восемнадцать лет назад. Тяжело ему далась утрата супруги и так же тяжело дается… Нет, еще не утрата, расставание с сыном.

С тех пор минуло несколько месяцев. Война была в самом разгаре, а от Максимки так и не пришло ни одной весточки.

– Может, по рюмахе, Серег? Что скажешь? За добрый промысел!

– В другой раз, – немного подумав, ответил Сергей. Выпить ему очень хотелось, но, увы, не мог – утром нужно встать рано, без тяжелой башки. – А от табачишка не откажусь. Видал, снег уже выпал, в октябре! Плохой это знак. Зима обещает быть холодной, лишним легкие прогреть не будет.

– Будет тебе курево. Граммов двести отсыплю. Но с тебя пушнины, когда придешь после промысла.

– Какая еще пушнина? Ты мне с прошлого года барыши за три шкуры должен. Ишь чего удумал.

– Помнит, смотри! Есть еще в башке порох… Уговорил! Вечером курево занесу в уплату долга.

– Двести пятьдесят граммов, – серьезным тоном заявил Сергей.

– Это еще с какого перепугу?

– А это сверху, за терпение мое железное.

Васька махнул рукой.

– Хрен с тобой, досыплю.

Сергей ухмыльнулся и побрел дальше. Василий окликнул его:

– Серега, погоди! Задержись на минуту!

Мужик скрылся в доме и совсем скоро подбежал к Сергею и протянул ему немного помятый бумажный треугольник и что-то завернутое в светло-зеленую ткань.