– Чего вылупился… – сказал старик. – Смотрит он… А ты вот, немчура… ох… Знаешь, какой сегодня день, а? Знаешь?

Клаус отвел взгляд в надежде, что тот отстанет от него и уйдет. Но этого не произошло. Боковым зрением он уловил, что старик буквально вылупился на него. Человека, заточившего его сюда, и след простыл. И этот ужасный запах перегара, пропитавший весь подвал наряду с другими не менее приятными запашками, напомнил ему об отце.

– Ну чего молчишь, сука… Давай, скажи что-нибудь.

– Я тебя не понимаю.

Старик шмыгнул носом, на лице его появилась злобная гримаса. Медленно он зашагал в его сторону. Клаус инстинктивно попятился назад.

– Не подходи ко мне.

– Что, Ганс, обосрался? – Он говорил растянуто. – Жмись, жмись сука! И отвечай, какой сегодня день?!

Клаус молчал. Он осознал, что его жизнь может прерваться в любую секунду лишь потому, что этот старый хрен решил напиться. Алкоголь мог превратить человека в зверя, уж ему это было известно.

Русский схватил его за шкирку и поднял на ноги. Запах пота и перегара тут же вонзились в ноздри, заставив поморщиться от омерзения.

– Я спрашиваю тебя, гнида ты поганая, какой сегодня день?! – Он взмахнул пустой бутылкой. – Отвечай, тварь! Отвечай!

– Я не понимаю тебя, идиот! Не понимаю!

– Отвечай гад! Отвечай, скотина, какой сегодня день?!

– Я же сказал, что я тебя…

Старик замахнулся бутылкой и пронзительно заорал, заставив Клауса зажмурить глаза. Лицо его стало красным, глаза налились кровью. Он орал так, точно намеревался оглушить его, пока наконец со всей силой не обрушил руку, держащую бутылку, прямиком на Клауса…

Но удар пришелся не по его голове, а по деревянному столбу, к которому он был прикован. Десятки осколков рассыпались по полу, заставив Клауса закричать. Он был уверен, что свихнувшийся старикашка ударит его и через секунду он почувствует адскую боль, после чего отключится, он был уверен, но…

Когда Клаус открыл глаза, то увидел перед собой совершенно другого человека. Злобу пьяницы словно ветром сдуло, оставив лишь жалкого, убитого горем старика. Его глаза опухли от слез, челюсть сводила судорога. Кроме всего прочего, на несколько секунд его одолел сильный кашель, да такой силы, что из горла, казалось, вот-вот что-то вылезет.

Старику понадобилось время, чтобы избавиться от кашля и тихо, почти завывая прошептать:

– Сегодня ему исполнилось бы двадцать два, – говорил старик сквозь слезы. – Двадцать два года, двадцать два…

Он сел на колени, спрятал лицо в руках и горько заплакал. Клаус будто увидел этого человека впервые. Он так сильно проникся слезами старика, что захотелось обнять этого несчастного человека, но сдержался. Да и руки его все еще были крепко связаны.

Снова старика охватил приступ болезненного кашля. Прислонив руку ко рту, он поспешил выйти наружу, оставив Клауса наедине с самим собой.

11

Проснувшись ранним утром, он вспомнил события минувшей ночи словно дурной сон: пьяный старик, запах перегара, ужасный кашель, раздирающий горло. И бутылка, почти ударившаяся о его голову. Впервые с момента крушения истребителя он ощущал себя на волосок от смерти.

Он взглянул на полку. Луч солнца, выглядывающий из щели, освещал вторую банку. В это время старик обычно уходил куда-то, но перед этим, как правило, будил его и давал позавтракать.

Сегодня этого не произошло.

Если с ним что-то случилось… – подумал Клаус и тут же представил себе в голове картину, в которой он, привязанный к столбу, умирает долгой и мучительной смертью от жажды и голода. По спине тут же побежали мурашки. Не о такой смерти он мечтал, да он вообще ни о какой смерти не мечтал! Ему хотелось жить как никогда, в особенности после того, что он испытал здесь.