– Почему только два?

– Их производили в Канаде, а заново начать производство не удалось из-за нехватки материалов и умов.

– И что же в нём особенного?

– Он… Ну… Можно сказать, он плывёт по воздуху, а точнее, по молекулам азота. За пятьдесят лет до начала «вымирания» изобретатель с фамилией Пактон во время одного из своих экспериментов случайно открыл элемент, атомы которого отталкивались от молекул азота, как магнитики при сближении. Теоретически, если предмет из такого вещества опустить в заполненное азотом пространство, то он никогда не остановится. При этом ни молекулы, ни атомы не разрушаются, они вообще никак видимо не контактируют. Атом пактония (так назвали элемент), как бы пытается объехать молекулу азота и оттолкнуться от неё, при этом каким-то непостижимым образом он не затрачивает энергию, а наоборот, вырабатывает её и выбрасывает во вне. Будто этой энергией и отталкивается, – Пётр замолчал и посмотрел на Марка: следит ли он за его мыслями.

– Продолжай, – настоял Марк.

– На основе этого открытия и был изобретён вечный двигатель, а со временем и вот такие «Пактоны».

– А парящие авто?

– Они тоже работают на вечных двигателях, но там иная система передвижения – они, как ты сам сказал, парят в воздухе благодаря выделяемой энергии, которая отталкивает их от твёрдой поверхности.

– А как же этот «Пактон» летит прямо и так быстро? Вряд ли перед ним протоптана прямая дорога из азота.

На физиономии Петра расплылась довольная улыбка – его редко когда понимали новенькие, особенно в разговоре на научные темы. А иногда и не только новенькие…

– Поэтому «Пактоны» начали выпускать только в две тысячи восемьдесят девятом году. Учёные понимали возможности этого открытия, но никак не могли достичь полного контроля управления. Мой прадед, работающий тогда в ОНСЗ…

– ОНСЗ?

– Да. После гибридной войны в две тысячи тридцатых здравомыслящие люди решили перестать соперничать в области науки, объединились и назвали себя: «Объединённое научное сообщество Земли». Но их начали душить корпорации-гиганты, тряся большими деньгами перед носами директоров лабораторий и институтов ОНСЗ. Те держались достаточно долго, сорок лет, но всё же сдались, и ОНСЗ развалилось на множество частей и разлетелось по всему миру, разнося свои открытия по отдельным странам и конторам.

Марк кивнул и уставился на Петра в ожидании продолжения.

– Так вот, мой прадед, ещё во времена ОНСЗ предложил контролировать атомы пактония с помощью безазотного вакуума. То есть, наполовину закрыть атом оболочкой, внутри которой будет вакуум с концентрацией азота в ноль процентов, оставляя лишь половину атома для воздействия с окружением, и с помощью пульта управления двигать этой оболочкой, регулируя расстояние и наклон между атомами пактония и азотом, что означало скорость и поворот. К сожалению, надеть на атом оболочку, не уничтожая его, оказалось невозможным, так что этот проект отложили, пока таинственный учёный из Сербии не смог объединить молекулы пактония в один большой пактоний размером с крошку, на который уже смогли надеть оболочку так, как и предлагал мой прадед. Как он их соединил и что для этого использовал – сегодня никто не знает, так как эти знания остались в прошлом вместе с Канадой и единственным заводом, который смог наладить производство «Пактонов». Может, когда-нибудь… кто-нибудь… но не сегодня. Так вот, в нижней части «Пактона» есть четыре подвижных отсека…

Фургон резко сотрясло. Прямо перед ним из-под асфальта выскочил металлический столб высотой с метр, причём настолько быстро и близко, что Николай даже не успел ничего понять. Благо фургон был оборудован специально для таких случаев: датчики, установленные впереди машины, уловили неизбежность аварии за несколько миллисекунд до неё и активировали систему безопасности пассажиров – весь салон, казалось, превратился в одну сплошную подушку.