– Дорогой Август, вы уже связывались со своей американской возлюбленной по телефону?

– Да, я говорил с ней, – бессовестно откровенничал «найденный» Август.

– В таком случае, – сухо проговорили одни губы ведущего, – мы сделали все, что смогли. Вы сделали свой выбор.

После этих слов в стоячем воздухе студии повисла безжизненная пауза кажущегося пата. Но невидимый режиссер где-то за декорациями, судя по всему, знал назубок законы театральной драматургии и заслуженно имел виллу где-то в солнечной Испании. Сначала голосом красавца ведущего Августу был принесены извинения, поздравления с находкой своей любви, а потом… потемнело. Какая-то женщина, представляя мнение народа на трибунах, толкала Августа справа в бок и возбужденно шептала ему: «Здесь она, здесь! Готовьсь!» …И вспыхнул отовсюду яркий свет, ухнула долгой радостной нотой музыка. Августа будто кто-то поднял, и он, ослепший, вдруг одновременно все потерявший и тут же все нашедший, полетел наугад по ступенькам вниз, всеми клетками души и тела чувствуя и зная, что через пару секунд его божество наконец явится перед ним во всей своей златоглавой красе…

Уже через каких-то полчаса они сидели в баре телецентра. Наплевав на инструкции горластой помрежки, вышли из студии, отстранив от дел, авторитарно уволили режиссера, бросили на произвол судьбы шоу, послали к чертям ведущих со зрителями и теперь сидели и пили какую-то ядовито-зеленую гадость из высоких бокалов. Теперь Август понял: это она, Василиса, слепила из него эмпирика с императорскими амбициями, переучила отчаянного бродягу на разведчика недр в поэтических маршрутах, вдохнула рыцарство с пожелтевших страниц древних манускриптов, благословила на странствия в философских и научных течениях. Василиса была его самым главным учителем, упорным противником и прекрасной пленницей. Да, скорее всего, это она и есть его императрица, королева его соверена. Августа сзади будто бы коснулась невидимая рука, и ангельский голос уже не трубным зовом к битве, а переливчатым шепотом флейты пропел: «Закрой глаза, замкни уста, открой сердце, отдай душу, забудь боль, не трогай раны… так было надо… так было надо… чтобы стать настоящим эмпиратором, нужно не констатировать происходящее, а что-то с ним постоянно делать… делать… Открой глаза!».

Василиса сидела напротив Августа за стеклянным столиком в терракотового цвета маечке с тонкими бретельками. Золотые завитушки филигранью выбивались из слегка взъерошенной россыпи ее волос. Она ласково улыбалась и как-то сочувственно смотрела на Августа, который понимал, что в данную минуту только эпитет «блаженный» можно приложить к его имени. Ему так хотелось сразу одним предложением или одним жестом очертить суровые пределы своего острова, своей тюрьмы: этой зоны одиночества, на которой он пробыл без нее эти девять лет от звонка до звонка. Слова, как обычно, в такие важные минуты куда-то «тикают», прихватив на загривок, как подлый вор, мешок с красивыми эмоциями. И теперь они оставили Августа один на один с лопающимися, как воздушные шарики, мыслями в голове.

От обнаженных плеч и всей кожи Василисы как от русской печи пахло уральским здоровьем, и совсем не находилось в ее облике ни следа от американской модернизации. Она внимательно слушала комплименты и турбулентный вздор Августа, ласково бралась переставлять его пальцы на столе и иногда очень искренне смеялась, подзадоривая собеседника. Когда миновали первые десять минут их совместной жизни, Август оборвал свой монолог, чувствуя что-то новорожденное внутри Василисы. Он не ошибся: и через волшебное мгновение раздался удивительный звон – это его королева выронила золотой соверен вопроса: