– К-кто? – я от неожиданности чуть не свалилась с лавочки, – Кто меня не любит.

– А я знаю? Вот сейчас ты и прояснишь ситуацию. Мы конечно давно не виделись, но я думал, что у

тебя всё хорошо. Да и ты писала, что делаешь успехи на личном фронте. Или врала?

– Нет, не врала, – коньяк действительно подействовал, и мне удалось даже выдавить из себя

несколько слов. – Всё и было хорошо, всё у меня было … до сегодняшнего вечера.

– А-а-а, – протянул Рубен, считая себя знатоком женских душ. Или, по крайней мере, одной женской

души,– Я понял, тебя тронула эта ресторанная история настолько, что стало жалко бедного парня?

– Мне себя жалко, – честно сказала я, больше самой себе, чем Рубену.

– Ленка, я тебя умоляю, ведь это же всё было придумано для вас дурочек. От первого до последнего

слова. Он же актер первостатейный, неужели ты не заметила. Ты ведь видела, как толпы красавиц

ринулись его защищать и жалеть.

– Постой, а сам? Ты же приглашал его к столику нашему, «змее» этой хотел в глаза посмотреть.

– Хотел, пока не понял, что никакой тут женщины нет. Во-первых, если бы она существовала, то

выдала бы себя с самой первой минуты, во-вторых её ухажер дал бы ему в морду и заставил

извиниться, а в-третьих..

– И что в третьих? – я стала заводиться от мужской неповторимо наглой логики.

– 4 -

– А в третьих, его столько баб, прости, дам, жалеть начали. Вот тогда я и допёр до всего, просто не стал нарушать спектакль, хотелось досмотреть, чем закончится. Правда так и не понял, с кем он уехал, но это же не главное…Главное, что нашлась дурочка и пожалела… Ведь жалость – это единственное ваше женское достоинство. Ведь, если мужик успешен и здоров, вы его не жалеете, а «пилите». Любите и одновременно пилите так, что он от вашей «любви» загибаться начинает… а вот потом вы его жалеть начинаете. Причем учти – жалеть и пилить одновременно. Я наелся этого вот так…

Выпалив этот монолог, Рубен выдохнул, допил коньяк и присел рядом со мной. Помолчав, он продолжил абсолютно спокойно:

– Ладно, прости, ты же не несешь ответственность за весь женский пол…Давай, колись, кого ты

любишь, кто тебя не любит и , может, я тебе помогу. Потому что не любить тебя просто невозможно.

– Это тост, Рубен…

– Да, увлекся, пожалуй, – Рубен поёжился от холода и накинул мне на плечи свою куртку. – Послушай,

а может ты просто напилась?

Ему даже стало спокойнее от своей версии, и он уже уверенно продолжал:

– Черт вас разберет, женщин. Ну, напилась, вспомнила бывшего… наверное, позвонила даже, а он вне доступа… ведь так?

При слове «бывший» слёзы градом полились у меня из глаз, а Рубен неловко продолжал меня утешать.

– Лен, не стоим мы, наверное, вот этих твоих слез. Подумаешь, не любит. Да мы другого найдем.

Ещё лучше.

– Рубен,– кричала я ему. – Ты – великий знаток моей души! Как же ты не заметил, что «гадина» эта

весь вечер веселилась рядом с тобой? Почему-то ты не съездил ему по морде, и не заметил, как он

уехал из ресторана… Причем один уехал, один, понимаешь, без всякой на то моей бабской

жалости. Потому что ему не жалость нужна, а любовь. Понимаешь? Любовь! А я обманула самого

дорогого для меня на земле человека.

То ли от неловких утешений, то ли от добавленного к выпитому коньяка, я выпалила всё сразу и легче мне не стало.

Рубен просто оторопел от моих слов, потом стал носиться по пляжу, размахивая руками и уничтожая меня взглядом. Со стороны казалось, что снимается ещё один водевиль про любовь, но мне было совсем не до смеха.

– Вай, женщина, – кричал Рубен перейдя на армянский акцент, видимо, всех своих предков до десятого колена. – О,великая дура! Три часа изображала неизвестно что, а я ещё и участвовал в твоём цирке. Идиотка!