И, немного с юмором, сказал: «Разве можно против такого аргумента отказаться, и не принять приглашение, от хорошего человека. Что ж, поехали ребята».

И прежде чем разместиться в автомобиле, повернувшись к Кате тихо произнёс: «Иди домой дорогая. Я долго не задержусь. Узнаю, кто это так „настойчиво“, он кивком головы показал на „боксёров“, хочет видеть меня, и вернусь».

Опять повернувшись к парням, он спросил:

– Надеюсь, моя жена вашему хозяину не нужна?

– Та, ни. Цього хозяин нэ прыказував. Нехай жинка идуть соби до дому. Колы понадобыться, так мы йийи добудэм.

Высказав это двусмысленное выражение, он криво улыбнулся.

Что-то против нас затевается, решил Васильев. Надо бы предупредить Катю, но, думаю, она сама уже догадалась.

Что ж, поживём увидим.

Любопытно всё же, что это за «хозяин»? Может шестёрка какая-нибудь, а хочет казаться тузом?

И садясь в машину, приказал: «Поехали! Чего стоим?».

* * *

Минивэн аыскочил за город, и помчался по трассе.

В салоне, кроме троих, которых уже видел капитан, находилось ещё двое.

Их ничем не примечательные лица среди уличной толпы не вызвали бы никакого интереса, если бы не одно «но»:

У одного, по-видимому тоже боксёра или борца, был перебит нос и сильно искривлён.

А другой был худ до аскетизма, и обладал яркорыжей густой шевелюрой.

Женя, разглядывая его, решил, он злоупотребляет наркотиками и болен туберкулёзом, и давно. На эту мысль, по поводу его наркомании, навёл его постоянно мокрый нос и шмыгание.

Вероятнее всего капитана везли не выбивать из него какие-то признания или убивать, а везли к какому-то конкретному лицу для разговора.

Так он решил, потому что не надели ему на голову мешок, и руки, заломив, не связали.

Поэтому он, пользуясь относительной свободой, во все глаза смотрел на стелящуюся впереди дорогу, на окружающую природу, и запоминал, запоминал.

Приблизительно минут через двадцать машина свернула с шоссе на просёлок, и поднимая клубы пыли, помчалась по ровному, с выгоревшей от солнца травой, ровному плато.

Вскоре показалось море.

Почти у самого берега стоял джип, а возле него трое каких-то людей.

Минивэн остановился не доехав метров тридцать до джипа.

– Вылазь, будь ласка, – приказал украинец, и первым покинул машину.

Остальные «пассажиры», вернее, охрана или сопровождающие, остались на месте.

– Пишлы, – вновь приказал украинец, и подтолкнув капитана, заставил его идти к джипу.

От группы встречающих отделился человек в костюме. Он, улыбаясь, развёл руки в стороны, словно готовясь обнять капитана, но не сделал этого.

Когда они сошлись, он, опустив руки, произнёс: «Ну, вот и встретились, капитан».

Васильев, не показав виду, что удивлён таким приветствием, не отвечая, задал встречный вопрос:

– С кем имею честь разговаривать?

– Ах, да. Ах, да. Простите, не представился, – насмешливо произнёс встречавший. И с апломбом произнёс: «Я, Карабас!»,

– Карабас? Во как! – как бы удивился капитан, хотя сразу понял с кем свела его дорога жизни.

И уже чуть насмешливо продолжил: «Читал о Карабасе в сказке. Так это значит вы? А, где же ваша знаменитая борода? В парикмахерской оставили?»

Сообразив, что над ним насмехаются, Карабас обернувшись к своим телохранителям, мягким, совершенно инертным голосом приказал: «Напомните этому насмешнику с кем он имеет дело».

Охранники, засучивая рукава, подскочили к Васильеву: двое схватили его за руки, а третий, тычком, ударил его в солнечное сплетение.

От нанесённого удара Женя задохнулся, и схватился за живот. Немного отдышавшись, не дожидаясь второго удара, хрипло произнёс: «Понял я, понял, Мог бы раньше объяснить, а то Карабас, Карабас».