– Не уверена.

– Мужской, женский?

– Мужской. Говорил белый. По крайней мере мне так показалось. Из-за особенностей тембра и манеры произношения.

Майрон кивнул.

– Хорас играл в азартные игры?

– Никогда. Вот дедушка – другое дело. Все спускал на тотализаторе. Впрочем, у него не так много и было. Но отец ни к игорному столу, ни к окошку тотализатора и близко не подходил.

– А деньги он в долг брал?

– Нет.

– Вы уверены? Ваше образование, несмотря на дотации для малоимущих, стоило, должно быть, не так уж дешево.

– Я с двенадцати лет на стипендии.

Майрон снова кивнул в знак того, что принимает ее слова к сведению. Впереди по тротуару толчками, словно заводной манекен, двигался странный человек в трусах от Кельвина Кляйна, разноцветных и разностильных лыжных ботинках, и высокой меховой шапке в русском стиле – вроде тех, что можно увидеть в фильме «Доктор Живаго». Никакой другой одежды на нем не было. Ни рубашки, ни брюк. В руке он держал коричневый бумажный пакет, причем сжимал его с такой силой, словно этот предмет помогал ему передвигаться по улице.

– Когда начались звонки? – спросил Майрон.

– Неделю назад.

– С тех пор как исчез ваш отец?

Брэнда кивнула. Ей было что сказать по этому поводу. Майрон заметил это по выражению ее глаз. Но давить не стал. Молчал и ждал, когда девушка сама выскажется.

– В первый раз, – тихо произнесла Брэнда, – звонивший попросил меня позвать к телефону мать.

Майрон продолжал хранить молчание, ожидая, что она скажет дальше. Но когда стало ясно, что продолжения не последует, спросил:

– Вы позвали?

Брэнда печально улыбнулась.

– Нет.

– Кстати, где живет ваша мама?

– Не знаю. Не видела ее с тех пор, как мне исполнилось пять.

– Что вы имели в виду, когда сказали: «Не видела ее с тех пор, как…»?

– Именно это я и имела в виду. Она бросила нас с отцом двадцать лет назад. – Брэнда наконец повернулась к Майрону и посмотрела ему в лицо. – Кажется, вы удивлены?

– Боюсь, что так.

– А почему, собственно? Разве не помните, что половина парней, с которыми вы играли в баскетбол, жили в неполных семьях, потому что от них ушли отцы? Полагаете, матери не могут поступать подобным образом?

В ее рассуждениях, несомненно, имелось рациональное зерно. Однако, по мнению Майрона, она апеллировала скорее к логике, чем к чувствам, то есть не была твердо убеждена в том, что говорила.

– Значит, вы не видели ее с пяти лет?

– Совершенно верно.

– И не знаете, где она живет? Хотя бы в каком городе – или штате, если уж на то пошло?

– Не имею ни малейшего представления. – Брэнда старалась говорить ровным, лишенным каких-либо эмоций тоном.

– И никаких контактов за все эти годы?

– Так… получила от нее пару писем…

– А обратного адреса на конверте, случайно, не обнаружили?

Брэнда покачала головой.

– На конвертах стоял штамп одного из почтовых отделений Нью-Йорка. И больше ничего.

– Как по-вашему, Хорас знает, где она живет?

– Вряд ли его это интересует. Во всяком случае, за последние двадцать лет он даже имени ее ни разу не упомянул.

– Уточним: в вашем присутствии.

Брэнда согласно кивнула:

– Что ж, можно и так сказать.

– А может, тот тип, который вам звонил, имел в виду совсем другого человека? – предположил Майрон. – У вас мачехи, случайно, нет? Неужели все эти годы ваш отец продолжал жить в одиночестве, ни на ком не женился и ни с кем не сожительствовал?

– Вот именно. Лично я за прошедшие двадцать лет ни разу не видела его с женщиной.

В салоне машины снова установилось молчание.

– Интересно, кому могло прийти в голову спрашивать вас о матери после столь долгого ее отсутствия?

– Не знаю.

– А какие-нибудь мысли по этому поводу есть?