– Боже мой, вот до чего ты меня довел. – Уна посмотрела на свои пальцы.

Мальчик вдруг спрятал свои руки. Спустя мгновение он спросил:

– А вы скучали по маме с папой? Когда сбежали из дома с цирком?

– Не с цирком, – ответила она. – Уж не воображаешь ли ты, что я скакала по арене на слоне?

– Нет, что вы.

– Ты уж, небось, вообразил, что я отплясывала на спине у слона, верно?

Он засмеялся, как будто развеселившись. До сих пор он не проявлял чувства юмора, только различную степень серьезности.

– Разлука с родителями далась мне легче, чем ты думаешь, – сказала она. – К тому времени я себя ощущала скорее дочерью Мод-Люси, чем своих родителей. Но тем летом ей пришлось уехать к себе в Вермонт, чтобы ухаживать за больной тетушкой. А мои родители строили планы, как вернуться на родину. Так что уйти из дому было нетрудно. Мне исполнилось четырнадцать, довольно большая девочка. Скучала я только по Мод-Люси.

Мальчик немного помолчал.

– По-моему, тут один человек любит мою маму. Это секрет. – Он отвел глаза в сторону. – Может, однажды он станет моим папой.

– А, ну это немного другое.

– Иногда мне кажется, что этот человек и правда мой отец. Примерно как вы считали Мод-Люси своей мамой.

– Я поняла, о чем ты.

– Мой настоящий папа – отличный музыкант.

Он указал в окно:

– Это какая птица?

– Зяблик, – ответила она.

Мальчик схватил рюкзак, вытащил чистый блокнот и добавил зяблика в свой список.

– Теперь восемь, – сказал он. – Осталось еще двенадцать.

Он всматривался в зазеленевшие кусты спиреи[7]: наконец-то наступила весна.

– Мне не хватает утреннего щебета, – сказала Уна. – У птиц такие высокие голоса.

– Я должен научиться распознавать пять птичьих голосов.

– Увы, не смогу тебе помочь.

– Будь у птиц голоса пониже, вы могли бы их слышать.

– Тут уж ничего не поделаешь, таков замысел Божий.

Мальчик немного подумал.

– А ваши мама с папой живы?

– Господь с тобой! Ты считать умеешь?

Он помолчал, считая в уме.

– Что с ними стало?

Вот уж чем вообще никто на свете не интересовался.

– Они подшлифовали свой английский, – сказала она. – Ушли с работы и открыли бакалейную лавку. Работали там, пока хватало сил, пожили и умерли. Как это происходит со всеми людьми.

– Не со всеми, – ответил он. – Взять хотя бы вас.

Внезапно его подсчеты, похоже, завершились результатом, который так взволновал его, что это отразилось во всем теле.

– Слушайте, – сказал он и встал. – Мне пришла в голову одна мысль.

Его веки дрожали. Он схватился тонкими руками за голову, словно пытался удержать ее на плечах.

– А что, если… мисс Виткус, что, если вы… самый старый человек на планете?

Уна могла бы отнестись к этой новости по-разному.

– Господи, – сказала она. – Надеюсь, что нет.

Он вприпрыжку шагал по кухне, все еще сжимая голову руками, словно удерживал рвущееся ликование.

– Слушайте, мисс Виткус, вы ведь можете попасть… в Книгу… рекордов… Гиннесса!

– И получу денежный приз?

– Во-первых, вы получите сертификат, – говорил он, его голос взмывал вверх. – Во-вторых, вы получите почет. В-третьих, вы получите бессмертие!

– Ну, это все довольно трудно измерить в деньгах, я полагаю, – сказала она.

Тут в дверях возник несносный командир скаутов и увез мальчика домой.

В пабе «Побег из тюрьмы» пахло пивом и ветхостью, но его посетители фонтанировали энергией: всем под тридцать, девушки с тонированными волосами, в откровенных блузках, парни с накачанными бицепсами и искусственным загаром. Они любили танцевать, эти парни, положив руки на извивающиеся бедра партнерши, словно управляли ею. Им нравился старый добрый рок-н-ролл, музыка их родителей.