Королев уверенно прокричал вожатому:

– Успокойся! Мы спасемся. Держись за меня, нужно действовать синхронно. Когда волна идет к берегу, греби свободной рукой и ногами изо всех сил. Когда волна отходит назад, просто не двигайся, не теряй силы.

Тот кивнул, и глаза сверкнули искрой надежды.

План сработал. Преодолеть стихию невозможно. Надо действовать с ней заодно, чтобы воспользоваться ее мощью. Двигаясь вместе с волнами в сторону берега и не сопротивляясь отливу, Чиша с вожатым довольно быстро почувствовали ногами дно.

Историю, как водится, замяли. На вечерней линейке, да и потом директор лагеря ни словом не обмолвился об инциденте на море. Медаль за спасение утопающих тоже не вручили.

Вроде, с одной стороны, героический поступок – спасение жизни утопающего. А с другой стороны? Если через сто лет наша планета начнет задыхаться от перенаселения, нехватки пищи и воды? Может статься, что свихнутый изверг Адольф Гитлер потомкам покажется спасителем человечества за то, что он, отдавая приказы убивать миллионы людей, просто сокращал популяцию человеческого вида и хотел отсрочить конец разумной жизни на планете. Крамольная мысль. Но кто знает? Будущее неизвестно, а то, что сегодня кажется правильным, благородным и гуманным, завтра или послезавтра может легко стать полной противоположностью.

Закончилось жаркое и сумасшедшее лето. Ночи стали прохладней. А дни короче. Наступила осень.

Чиша любил осень. Но не ту, с ярко-желтыми, как огонь, листьями кленов и берез. Не ту, с вырезанными, словно лобзиком, фигурными, идеальными по форме, коричневыми листьями дубов. Осень, когда нехолодный еще ветер раздувает и разбрасывает стаи разноцветных лоскутков, листочков, опавших с деревьев. Осень, когда теплое еще солнце так приятно греет в полуденный час, все реже появляясь над верхушками елей и сосен.

Нет. Он любил позднюю осень. Ту, что приходит после дождей и ветров, когда температура воздуха опускается ниже нуля градусов, а вечера вдруг становятся такими холодными, что задумываешься, как пережить наступающую зиму.

Если минус два градуса ощущается душой и телом, как минус двадцать, что случится с природой после, в январе, не дай бог, в феврале, когда столбики термометров опустятся до минус двадцати пяти, а снег завалит крыши домов, дорожки, улицы, подоконники, вообще все, что сможет завалить?

Королеву нравился покой, тишь, безветрие. В часы, когда природа, словно замерев от ужаса надвигающейся неумолимо зимы и холодов, вдруг перестает производить любое движение.

Птицы, оставшиеся зимовать, куда-то исчезли, возможно, забившись в теплые трубы домов, под крыши, в чердаки или еще куда, в известные лишь им одним потайные уголки. Делалось все темнее, отчасти из-за уменьшающегося светового дня, отчасти из-за отсутствия снега, подсвечивающего белым все окружающее. Листья перестал гонять ветер, а лужи, еще вчера напоминавшие осколки зеркал, окончательно замерзли, превратившись в матовые стекла, потрескавшиеся и раскрошившиеся под десятками людских ног и шинами автомобилей.

Стояла полная тишина. Воздух словно не двигался вовсе, замерев каждой молекулой. И в ней, в тишине, Сергей находил успокоение и размеренность мыслей, чувств. Ему не хватало этого всю жизнь, и только она – поздняя-поздняя осень любила и защищала, приводя в чувство после жарких летних дней, карусели событий и постоянных перемен. Длилось такое время недолго, две-три недели. Вскоре выпадал первый снег. Обычно не задерживавшийся долго на земле он сгорал, как сгорает свеча, медленно и неумолимо. Но это уже был снег. А значит, ушло до следующего года спокойствие, размеренность и упорядоченность мыслей и чувств. Ушло его ежегодное маленькое счастье.