Когда я подошел к Кундису, он увлеченно разносил какого–то ветерана. Парень имел форму штурмовика и лицо, покрытое десятком шрамов. Все его плечо занимали нашивки за ранения. Рядом с ним стоял молодой медик и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Много о себе полагаешь! Он – мастер-сержант, дьявол тебя побери! Ты хоть понимаешь, кого послал?! Или ты скакнул через два звания, а представление еще не пришло?

– Сэр, никак нет, сэр.

– Готов принести извинения? Я поговорил с Мидгейтом, он согласен не раздувать дело.

– Так точно. Я извинюсь, что сказал мастеру-сержанту: «Сэр, вы ни черта не понимаете в службе, сэр!».

– Хорошо. И внешность, – Кундис повернулся к медику. – Можно с ним что–то сделать или пусть остается таким же уродом?

– Я предложил рядовому ввести наноботы на восстановление кожных покровов, но рядовой отказался.

Кундис смерил взглядом штурмовика. Лицо того осталось бесстрастным, как иссеченная вековыми ветрами каменная статуя.

– Ладно. Похоже, что тут уже ничего не исправишь, – старший инструктор заметил меня и рыкнул. – Марш в распоряжение своего взвода, солдат. И чтобы я неделю о тебе не слышал. Ни плохого, ни хорошего!

Медик, поняв, что он тоже не нужен испарился рассветной дымкой. Кундис же мотнул головой в сторону удаляющегося бойца:

– Видел красавца? Штурмовой батальон «Навал» перевели к нам на переподготовку. И судя, по всему, парней впереди ждут не танцы под пляжными тентами.

– А на что их натаскивают?

– Вскрытие эшелонированной обороны, действия в окружении и рейды вглубь вражеской территории.

– Ого. И где такое возможно? Мы же их почти раздавили.

– Честно? Сам задаюсь такими же мыслями. Тебя уже заштопали?

– Угу.

– Хорошо. Ладно, гляну, что там тебе насчитали, – Кундис отцепил от лацкана мундира коммуникатор и полистал информацию на экране. – Общий индекс «ЛДЖ» у тебя в пределах нормы – двести шестнадцать, но Дисциплины осталось пятьдесят три пункта. Советую срочно стать хорошим мальчиком, если не хочешь вместо нового шеврона в петлице угодить под полную переаттестацию. Зато Лидерство теперь – девяносто. Поднимем до двух нулей? Получишь поощрение за максимальный балл.

– А что нужно для этого?

– Проведешь развод? Зачистка третьего уровня. Песочница для малышей. Их как раз строят на восьмом плацу. Справишься?

– Конечно. А смысл?

– Ты же в перевязочном реестре, чувак. Получил ранение, но остался в строю. Эдельвейсу деваться некуда будет. Давай двигай, а у меня дела. Позже созвонимся.

Пока я неторопливым шагом добирался до пополнения, у меня было время обратиться к вживленному накопителю данных. Там у нас хранилась информация обо всем – от боевых систем оружия и пилотирования всех видов техники до строевых уставов. Развод – чистая формальность, основное задание им уже сбросили. Так, дань традиции. Обычно офицеры общаются с подчиненными подчеркнуто официально, а нарочитая грубость – атрибут колоритных сержантов учебных лагерей, но для порученного дела я выбрал из электронной памяти именно унтер–офицерский мотивчик. Им сейчас нужна моральная накачка, а не снисходительное презрение старшего по званию. Молодняк стоял навытяжку и, как положено, ел синтетическое покрытие плаца глазами.

– Всем слушать меня! – официальное представление я счел излишним. – Вы выдвигаетесь на вспомогательную зачистку. Это значит, что вам положено истреблять на своем пути все, что крупнее хомяка. Следом пойдут волонтеры с биопылесосами для органики, и я не хочу, чтобы эти славные люди бегали по кустам за пропущенными вами живыми кроликами. Ясно?

– Так точно, сэр! – рявкнула живая гусеница солдат.