Прошла минута. Он снова многозначительно вздохнул.

– Что с тобой? – спросила Эмма, не отрываясь от «Идиота» Достоевского.

– Не могу это читать.

– Это шедевр литературы.

– У меня от него голова болит.

– Надо было взять какую-нибудь книжку с картинками.

– О, в целом мне нравится…

– «Очень голодная гусеница»[15] тебе бы подошла.

– …просто она однообразная какая-то. Какой-то чувак все время рассуждает о том, какой он озабоченный.

– А мне казалось, ты найдешь в этом что-то созвучное для себя. – Она приподняла очки. – Это очень эротичная книга, Декс.

– Разве что для любителей маленьких девочек.

– Напомни-ка, за что тебя уволили из английской школы в Риме?

– Эм, ей было двадцать, сколько раз можно повторять!

– Тогда спи. – Она взяла свой русский роман. – Фарисей.

Он снова откинулся на рюкзак, но рядом присели двое, закрыв ему солнце. Девушка была симпатичной, хоть и дерганой, а парень был крупным, светлокожим, почти снежно-белым на утреннем солнце.

– Простите… – произнесла девчонка с деревенским акцентом.

Декстер прикрыл глаза рукой и широко улыбнулся:

– Привет.

– Вы не тот парень с телевидения?

– Возможно, – ответил Декстер, снял солнцезащитные очки и, рисуясь, тряхнул головой.

Эмма простонала.

– Как это шоу называется? «зашибись»! – Название его шоу всегда писалось с маленькой буквы: заглавные временно вышли из моды.

Декстер поднял руку:

– Виновен!

Эмма прыснула, и Декстер одарил ее уничтожающим взглядом.

– Книжка смешная, – пояснила она, помахав томиком Достоевского.

– А я так и знала, что видела вас по телевизору! – Девушка толкнула локтем своего спутника. – Ну, что я тебе говорила?

Розовощекий смущенно поежился и что-то пробормотал. Повисла тишина. Декстер услышал пыхтение моторов и понял, что раскрытая «Лолита» по-прежнему лежит у него на груди. Он тихонько сунул книгу в сумку.

– Так вы отдыхать приехали? – спросил он. Вопрос был риторический, зато это позволило ему вжиться в свой телевизионный имидж классного простого парня, которого ты только что встретил в баре.

– Да, – вяло сказал розовощекий.

Снова тишина.

– Моя подруга Эмма.

Эмма взглянула на них поверх очков:

– Привет.

Девушка прищурилась:

– Вы тоже работаете на телевидении?

– Я? О боже, нет. Хотя мечтаю об этом.

– Эмма работает в «Международной амнистии», – с гордостью объявил Декстер, опустив руку ей на плечо.

– По совместительству. А так я в ресторанном бизнесе.

– Она менеджер в ресторане. Но собирается уйти. С сентября Эмма будет учиться на педагога, верно, Эм?

Эмма пронзила его взглядом:

– Почему ты так странно разговариваешь?

– Как странно? – Декстер рассмеялся, делая вид, что не понимает. Но парень с девушкой смущенно переминались с ноги на ногу, при этом заглядывая за борт, будто раздумывали, а не спрыгнуть ли им часом. Декстер понял, что пора заканчивать интервью. – Значит, увидимся на пляже? Может, выпьем вместе пивка?

Ребята улыбнулись и вернулись на свои места.

Декстер никогда не стремился быть знаменитым, но ему всегда хотелось добиться успеха, а какой смысл это делать, если никто не узнает? Люди должны об этом знать. Теперь, когда к нему пришла слава, все встало на свои места, словно известность была естественным продолжением школьной популярности. Не хотел он становиться и телеведущим, – впрочем, если спросить любого телеведущего, то окажется, что никто из них этого не хотел, – но обрадовался, когда ему сказали, что у него талант.

Его первое появление перед камерой было похоже на то, как если бы он впервые в жизни сел за фортепьяно, и вдруг обнаружилось, что он виртуоз. Сама программа была не столь серьезной, как другие, над которыми он работал, и состояла всего лишь из нескольких живых выступлений, премьер видеоклипов и интервью со звездами. Признаться, эта работа не была сложной – от него требовалось лишь смотреть в камеру да время от времени покрикивать «Оторвемся!». Но это получалось у него так хорошо, так красиво, так впечатляюще.