– Ну, это ничего, – неожиданно спокойно заметил Сталин. – Я думал, будет хуже.

Приказал приехавшему Щербакову:

– Нужно немедленно наладить работу трамвая и метро. Открыть магазины. Вам и Пронину – выступить по радио, призвать к спокойствию и стойкости…

Помолчав, Сталин поднял руку:

– Ну, все.

Похоже, вождь вздохнул с облегчением: Москва не вышла из повиновения и не восстала. Опасаться нечего.

Не этот ли момент имел в виду Сталин, когда после победы, 24 июня 1945 года, на приеме в Кремле в честь командующих родами войск Советской армии Сталин произнес свою знаменитую речь о русском народе?

– Я как представитель нашего советского правительства хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и прежде всего русского народа, – говорил тогда вождь. – У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения, когда наша армия отступала… Какой-нибудь другой народ мог бы сказать: ну вас к черту, вы не оправдали наших надежд, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду! Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся. Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое! За здоровье русского народа!..

Вечером того же 16 октября в одном из кабинетов Совинформбюро сидели начальник Управления пропаганды и агитации ЦК партии Георгий Федорович Александров и Мечислав Ильич Бурский, один из постоянных авторов бюро. Бурский позднее описал эту сцену своему родственнику – театральному критику Иосифу Ильичу Юзовскому:

«Только что получено телефонное распоряжение о срочной эвакуации, еще полусекретное. Слух, что немцы могут ворваться с часу на час. Отдаются какие-то распоряжения. Лихорадочная атмосфера. Александров достает бутылку коньяку. Пьют из стакана и из крышки графина. Бурский настроен спокойно-фаталистически, а Александров панически. Опьянев, он начинает красноречиво говорить о том, что, вот, мол, как кончаются великие империи… Бурский возражает, что это еще не конец. Александров спорит с ним. Потом, вдруг протрезвев, испуганно замолкает».

Георгий Федорович Александров – известная в ту эпоху (пожалуй, анекдотически известная) личность. Автор учебника по истории западноевропейской философии, он в реальности даже не читал классиков мировой философской мысли. Творческая манера Александрова была известна в Москве. Рассказывали, как он вызывал к себе талантливого молодого ученого и говорил ему примерно следующее:

– Тут звонили из госбезопасности, справлялись о вас. Плохи ваши дела. Единственное для вас спасение – срочно написать такую-то книгу.

Александров запугивает его вновь и вновь и в конце концов получает рукопись, на которой смело ставит свое имя и отдает в издательство. Научные труды и звания помогли ему сделать карьеру в ЦК.

«Вот этого разговора и своей паники, – вспоминал Юзовский, – Александров не мог забыть их свидетелю – Бурскому. Затем произошла темная история с осуждением Бурского в штрафники. Судом дергала рука Александрова… Бурский был убит в штрафном батальоне».

После смерти Сталина Георгия Федоровича Александрова сделали министром культуры. Но весной 1955 года в подмосковной Валентиновке открылось «гнездо разврата», где развлекался с женщинами легкого поведения главный идеолог и партийный философ страны Александров, а с ним еще несколько высокопоставленных чиновников от культуры.