Как именно это работало, я не знал, оставляя подобные нюансы для техников и ученых, но мне еще не доводилось встречать существа, которое не могло бы рассмотреть валора, под камуфляжем с такого малого расстояния.
Но это были совсем мелочи в сравнении с остальным: гостья с трудом, кажется, видела меня и без защиты, что совсем уж ни с чем не вязалось. Сощурившись, недовольно сопя, тьера выискивала что-то, чтобы зацепиться взглядом, испытывая странную смесь эмоций. От нее исходила горечь и сладость. Жалость сожаление. Любопытство и что-то еще, что никак невозможно было определить.
– Уна, – Ей пришлось повторить это еще раз, чтобы я догадался. Имя. Короткое и внятное. Мне показалось удивительным, что гостья представляется коротким, скорее всего, личным прозвищем, но в старых записях, как и в источниках старейшин, небыло ничего о правилах поведения жителей Тьерры. Слишком мало контактов среди наших народов было на тот момент, чтобы кого-то интересовали такие мелочи, как чужие традиции. И вот сейчас я сидел рядом с девушкой из того, потерянного для нас мира, пытаясь придумать, как с ней разговаривать, чтобы не вызвать ненужных реакций и не напугать. Почему-то последнее оказалось важным для меня лично, о чем стоило подумать на досуге.
– Джей-Кеху,– тихо представился, приложив ладонь к груди. И на всякий случай добавил.– Валора.
Мне показалось, что гостье сложно идентифицировать меня, так что стоило показать, что попала она все же в цивилизованное общество.
Словно бы в подтверждение милое личико тьеры вытянулось в удивлении, глаза распахнулись, пробежав по мне еще раз. Кажется, ей было непросто поверить в услышанное. А потом случилось невероятное: меня признали уродцем.
Разобрать слова точно не удавалось, но я понял это и по выражению жалости на лице и по тому странному аромату сожаления и горечи, что ударил в нос, вызывая странные эмоции. Ей было жаль именно меня.
Меня.
Я едва не расхохотался, желая, чтобы в этот момент рядом оказалась мама, чтобы понаблюдать за этим представлением. Родительница была свято уверена в идеальности собственного сына, беззастенчиво уверяя в этом и всех окружающих и ей было бы полезно такая встряска. Впрочем, не уверен, что она бы могла принять мнение тьеры всерьез.
Покачав голов, представив и то, как бы усмехнулся такому заявлению отец, до сих пор будоражащий сны и мысли наших женщин, я осторожно приподнял гостью, прижав флягу с водой к пересохшим губам. Девушка жадно глотала, прикрыв глаза, полностью доверяя и даже не на мгновение не испытав сомнений в моей честности. Это было странно и в то же время вызывало волны тепла в крови. Подобное поведение все жене было безопасным, но льстило. Куда больше, чем немое восхищение моей мускулатурой или воинскими умениями.
Пока я помогал гостье справиться с жаждой, надеясь, что успокоительное вскоре покинет ее тело, восстановив контроль над конечностями, в голове тихо щелкнуло. Обруч, настроенный на мои мозговые волны, помог разобрать основы услышанного языка. Скорее всего, правильно составить предложения и сложные конструкции, у меня пока не получится, но теперь мы могли более ясно общатья.
– Сегодня здесь, завтра в город,– помогая тьере опуститься на носилки, медленно и четко произнес, ожидая реакции.
Серо-голубые глаза распахнулись, глядя с удивлением.
– Ты … понимаешь? … говоришь? … сразу не сказать?
Я скривился. От той скорости, с которой она выплевывала слова из своего маленького рта, голова отозвалась болью. Да и часть сказанного я просто не успевал воспринять.
– Очень быстро,– не имея в запасе подходящего слова, я неопределенно махнул рукой, не пытаясь контролировать выражение лица, чтобы более ясно дать ей понять ситуацию. В нашем положении мимика могла помочь.