Одновременно с армией со стороны Водопроводной улицы и Сенной площади в бандитский район вошли три отряда городовых. Не вступая в разговоры с аборигенами, они быстро продвинулись к Ананьевскому переулку и оцепили двор обжорки с тыла. Караул из босяков у задней калитки был бесшумно снят.

Лыков вынул браунинг и прислушался. Изнутри доносилась разухабистая песня:

– Что нам рупь, что нам два?
Наплевать на все права.
Нам законы нипочем:
Сразу в рожу кирпичом.

– Погоди-ка, – насторожился коллежский советник. – Не наши, что ли? Мотив вроде тот, а слов не помню…

Тут певцы перешли к следующему куплету:

– Мы ребята-ежики
В голенищах ножики,
Любим выпить, закусить,
В пьяном виде пофорсить.

– Наши, – обрадовался питерец. Снял фуражку и перекрестился: – Ну, с богом!

Через черный ход внутрь обжорки ринулась арестная команда. Первым летел Бойсябога, за ним поспевали Лыков, Азвестопуло и околоточный Кисломед.

– Руки в гору!

Алексей Николаевич вынырнул из-за широченной спины Гаврилы и увидел комнату, набитую молодыми парнями устрашающего вида. Их было больше двух десятков. Бандиты пили водку, играли в карты, у некоторых на коленях сидели девки. Дым от курева клубился под потолком.

Появление полиции ребят не испугало, а рассердило. Рослый детина вскочил и крикнул:

– Вона как? Хлопцы, клей их по сурлу! [31]

Неужели Степка? По приметам вроде похож. Лыков кинулся на парня с кулаками. Тут началось такое, чего даже опытный сыщик никогда прежде не видел. Вместо того чтобы сдаться или кинуться наутек, скоки вступили в отчаянный бой с полицией. Тон задавал главарь: он мгновенно выхватил из сапога финку. В иной ситуации Алексей Николаевич выстрелил бы ему в голову, но, если это правда Херсонский, сыщик хотел взять его живым. И, убрав пистолет, пошел с голыми руками на нож.

Верзила сделал выпад, целя противнику в грудь. Но он был недостаточно быстр для такого, как Лыков. Питерец увернулся, схватил бандита за запястье. Другой рукой цапнул его за ремень, рывком поднял над головой и что было силы приложил спиной об стол. Тут его самого повалили с ног. Он мигом поднялся – и получил в скулу. Отмахнулся, врезал одному, другому, опять получил… Все вокруг кипело, люди дрались, сопели, кричали и бранились. Рот наполнил привкус крови, голова кружилась, в ней будто паровоз гудел. И вдруг куча-мала в один миг прекратилась.

Тяжело дыша, не в силах отойти от схватки, коллежский советник осмотрелся. Посреди комнаты, как сказочный великан, фертом [32] возвышался Бойсябога. Вокруг него лежали вповалку ребята в партикулярном, а кое-где – в полицейской форме. Своим Гаврила подавал руку и помогал подняться. А партикулярных, если пробовали встать, богатырь бил огромным кулаком в голову и строго приказывал:

– Ложься назад и жди!

Подошел Азвестопуло с оторванным лацканом и с чужим револьвером в руках:

– Ну и дела…

Из-за спины Гаврилы боком, припадая на ногу, вышел Кисломед. Под глазом у него наливался фингал. Околоточный сокрушенно осмотрелся и пробормотал:

– Пропала Одесса, коли так и дальше пойдет…

Тут в парадную дверь забежал Черкасов и первым делом крикнул:

– Ребятушки, все целы? Раненые есть?

Несколько голосов ответили, что есть. Губернский секретарь глянул на Лыкова и всплеснул руками:

– Алексей Николаич, вы весь в юшке! Что случилось? Посланец самого Столыпина – и вишь ты…

– Хоть рыло в крови, да наша взяла, – бодро ответил командированный. – Вывеску слегка подправили, зубы вроде на месте. Однако, Андрей Яковлевич, согласитесь: после пятого года бандит стал не тот.

– Испортился бандит, совсем распустился, – подхватил главный сыщик. – Разве ж раньше такое можно было представить? Тьфу!